Слобин описывает встречу русской родины с диаспорой как «историю о конкурирующих культурных монополиях, несовместимых сходствах и похожих чувствах ностальгии»414
. Процесс «возвращения на родину» был сопряжен с определенным числом случаев неузнавания со стороны получателя; из‐за множества незнакомых текстов, созданных в течение нескольких десятилетий, было сложно получить общее представление о творчестве поэтов диаспоры. Слобин обращает внимание на тенденцию, в соответствии с которой авторы пытались ассимилировать наследие литературы диаспоры, сосредотачиваясь на преемственности между писателями в Советском Союзе и писателями за рубежом, но уделяя мало внимания тому факту, что наследие диаспоры вышло за рамки сохранения и поддержания преемственности национальной культуры и стало активно взаимодействовать с другими культурами415. Это взаимодействие оставило свой след в гибридном творчестве, где соединились использование характерных русских элементов и открытость среде, в которой было создано поэтическое произведение, как и демонстрирует рассмотренное выше стихотворение Моршена. Стремление интегрировать поэзию диаспоры, которую многие энтузиазсты считали неотделимой частью литературного наследия, в пересмотренный национальный канон означало, что в значительной степени не принималось во внимание то, как в поэзии диаспоры находили отклик другие культурные традиции и одновременно утверждалась ее самобытность по отношению к русской поэзии, созданной в Советском Союзе.Существенным этапом в процессе интеграции литературы диаспоры стали усилия, направленные на то, чтобы сделать тексты доступными для читателей, многие из них – впервые. Антология в этом процессе играла потенциально значимую роль – она знакомила читателей с широким спектром поэтических произведений, созданных на протяжении нескольких десятилетий. В 1990‐е годы вышло множество важных антологий, которые позиционировались как исчерпывающее отражение поэзии столетия либо как всеохватывающая репрезентация до тех пор малоизвестных произведений поэтов, творивших в диаспоре. Две крупнейшие антологии поэзии ХХ века, появившиеся в 1990‐х годах, предлагали своим читателям произведения многочисленных поэтов диаспоры. Антология «Строфы века» включает около 150 авторов, а антология «Русская поэзия. XX век» – немногим более 100 имен. В отборе поэтов для обеих антологий наблюдается значительное дублирование, но гораздо меньшее – в выборе стихотворений, представляющих каждого автора. Данный факт указывает на некоторые различия между целями составителей каждой антологии, не считая их общего стремления предоставить читателям всю широту охвата поэзии416
. В обе антологии, что неудивительно, составители включили Ивана Бунина. В «Строфах века» представлены только стихотворения, созданные им до эмиграции. В антологию «Русская поэзия. XX век» вошли те стихотворения, в которых Бунин описывает свои страдания, вызванные нахождением в изгнании. Она также включает стихи, пророчествующие об обреченности нации, которую погубили, как видится поэту, по ее собственному желанию417. Подборка стихотворений Дмитрия Кленовского также указывает на повышенное внимание составителей «Русской поэзии. XX век» к теме изгнания и ностальгической привязанности к русской родине. Эта подборка более обширна по сравнению с той, которая предложена читателям антологии «Строфы века», и включает ностальгические отсылки к местам, связанным с культурным наследием России, и в особенности с Пушкиным, а также сильное желание вспомнить голос кого-то из соотечественников: кого уже нет в живых или того, кто остался на родине418. В «Строфах века» представлены только два стихотворения Кленовского, и ни в одном из них поэт не обращается к темам, эксплицитно связанным с его разлукой с Россией.Ольга Демидова, писавшая в 2000 году о процессе канонизации эмигрантской литературы, уделяя особое внимание авторам-женщинам, так комментировала недавние антологии эмигрантской поэзии:
В последнее десятилетие литература эмиграции «возвращается на родину», что само по себе можно рассматривать как процесс исключительной важности для русской культуры. Однако, говоря о сегодняшнем восприятии эмигрантской литературы в России, приходится признать, что это, фактически, – восприятие восприятия. Составители современных антологий эмигрантской литературы либо стремятся максимально учесть все литературные факты, либо основываются на антологиях, изданных в диаспоре в 1930–1960‐е годы.