Век диаспоры. Траектории зарубежной русской литературы (1920–2020). Сборник статей

В то же время, как это ни парадоксально, мы должны признать, что с конца XX века русские литературные сообщества становятся все более тесно взаимосвязанными и все более интегрированными в мировую систему. В период холодной войны тщательно охраняемые границы четко структурировали отделенные друг от друга реальности так называемой советской и эмигрантской литературы, а также определяли механизмы их ограниченных контактов («тамиздат», культурная дипломатия, незаконный провоз, экспорт идеологически правильных советских книг и т. д.), что не только препятствовало физическому перемещению людей и печатных материалов, но и существенно ослабляло взаимопроникновение противостоящих друг другу систем литературных ценностей и взаимопонимание между ними. Теперь, спустя три десятилетия после распада СССР, эти надежные границы остались в далеком прошлом – они были размыты в результате бурного обмена книжной продукцией на глобальном рынке, где книги доставляются контейнерными судами и самолетами во все уголки мира, а также в результате сопутствующих эффектов глобализации и виртуализации культуры, благодаря чему авторы могут общаться с читателями и издателями посредством электронных сетей или совершать рекламные турне по всему миру. Как отмечает Марк Липовецкий в своей главе в этом томе, литературные произведения в современном мире легко пересекают любые границы, они могут быть написаны в одном месте, а актуализироваться в другом, оставаясь при этом связанными общими вопросами (например, о соотношении истории и мифа о ленинградской блокаде, как в его исследовании), возникающими в едином контексте всемирных электронных медиа.

Этот парадокс – одновременный рост интеграции и фрагментации глобальных русских культур – ставит перед нами фундаментальные вопросы, которые будут определять будущие исследования литературы, идентичности, географии и национальной принадлежности. Если Ходжсон и Липовецкий подходят к решению этих вопросов путем анализа форматов публикации и канонизации (в первом случае) или конкретных литературных произведений и доминирующих тем (во втором случае), то я намереваюсь исследовать авторство и взаимосвязанные рынки в контексте культурного и экономического капитала.

Возьмем, к примеру, весьма успешного автора – Ирину Муравьеву, которая уже много лет живет неподалеку от Бостона в штате Массачусетс. Она пишет по-русски в основном для читателей в Российской Федерации, и на английский язык ее книги переводятся довольно редко. Кем ее считать – русским писателем, американским писателем или писателем, существующим вне национальных границ?469 Очевидно, что она (как и другие подобные авторы) может быть и тем, и другим, и третьим – или кем-то еще, в зависимости от точного определения данных терминов, а также от самоидентификации. Для таких авторов, как Муравьева, я предлагаю использовать термин «экстратерриториальный», который отражает их географическое положение в мире и ориентированность на аудиторию, находящуюся далеко от места их проживания (т. е. находящуюся преимущественно в России). Более того, префикс «экстра» указывает на способ, посредством которого их идентичность и деятельность как авторов, работающих внутри русской культурной реальности, распределенной между множеством форм бытия-в-мире, могут в конечном счете исключать или опровергать соображения относительно их территориального местонахождения tout court. Помимо Муравьевой, к числу таких экстратерриториальных русскоязычных авторов можно отнести Полину Барскову470 из Соединенных Штатов, поэтов Гали-Дану Зингер и Леонида Шваба из Израиля, романиста Михаила Шишкина из Швейцарии, поэтов и мультимедийных художников Сергея Тимофеева, Артура Пунте и Семена Ханина из группы «Орбита» в Латвии, поэта и романиста Александру Петрову из Италии и многих других, чьи биографии разнятся, как и страны, в которых они сейчас проживают. Это авторы, сформировавшиеся за пределами российской территории, однако пишущие в основном для читателей в России.

Кроме того, в категорию экстратерриториальных авторов можно вполне обоснованно включить следующих писателей: Владимира Сорокина, который большую часть времени живет в Германии; Бориса Акунина (Григория Чхартишвили), который попеременно живет во Франции, Испании, Великобритании и России; Михаила Идова, который еще из советской Риги эмигрировал в США в 1990‐е годы, затем вернулся в Москву в начале 2000‐х, потом уехал в Берлин и недавно обосновался в Лос-Анджелесе471; а также поэта и издателя Дмитрия Кузьмина, который эмигрировал из Москвы в Латвию. Все они являются представителями растущего класса уже сложившихся русскоязычных авторов, которые – главным образом по политическим мотивам – предпочитают жить за пределами России, однако продолжают активно участвовать в российской литературной жизни.