Век Филарета

       Новосильцева уехала к себе, а митрополит в одиночестве сел за стол. Мелко нарезанная капуста с огурцами, заправлен­ные постным маслом, пескарная уха, вареная репа и тертая морковь составили его обед. Чувствуя слабость, он приказал сварить кофе.

       Послеобеденный отдых владыки состоял в том, что он уса­живался в кабинете на диван, запрокинув голову на сложенные руки, а секретарь в течение часа читал ему газеты и книги. По­литика интересовала святителя, он следил за событиями в Европе, особенно его занимала политика Папы Римского.

       Июльская революция уничтожила во Франции монархию Бурбонов и создала буржуазное королевство Луи-Филиппа. Не­ожиданно для всех папа Пий VIII признал Луи-Филиппа за­конным королем, за что получил полный контроль над фран­цузской церковью. Между тем восстание зрело и в самой Ита­лии, и Папа страшился его, проклиная карбонариев и франк­масонов. Видимо, Пий VIII полагался на защиту со стороны австрийского императора.

       — «...Из Рима пишут, что Папа тяжело болен. Ходят слухи, что сменить его на ватиканском престоле может кардинал Капеллари...» — монотонно читал Святославский.

       Газетные вести оставили его сегодня равнодушным, и он от­пустил Александра Петровича. Революции ужасны. Они суть бун­ты против царей земных и Царя Небесного. Помилуй нас, Господи, от сего рокового жребия...

       Посещение Новосильцевой не шло из головы. Одна сейчас в огромном доме против Страстного монастыря. Ни миллионное состояние, ни участие родных и близких, ни заботы верных слуг и приживалок не могут заполнить ее жизнь, опустевшую после гибели сына... Пошли ей, Господи, утешение... Вот она, жизнь человеческая... Войны, болезни, катастрофы — как смириться с этим?

       Рука потянулась к перу. Он набросал на бумаге несколько мыслей, которые москвичи

вскоре услышали в одной из пропо­ведей митрополита:

       «Должно признаться, что не легко привыкнуть к мысли о невинном страдании. Против нее восстает... вся природа, как человеческая, так и прочих тварей Божиих... но та же самая при­рода возвещает, что страдание, даже и невиновное, неизбежно...

       Всякое благо, всякая радость, всякое удовольствие в природе, более или менее дорогое, покупается страданием. Зерно должно расторгнуться и совсем погибнуть, чтобы родилось растение и плод... Во всех и самых благодетельных силах природы открыты источники страдания и разрушения. Солнце согревает, но и палит зноем; хлад укрепляет, но и убивает; вода орошает, но и потопляет; ветер освежает, но и наносит болезни; земля приносит человеку хлеб, но требует у него пота. Человек родится, живет и умирает также под законом страдания и еще более прочих тварей покорен сему закону...

       Страдать не хочется, но страдать надобно!»

       А злоба дня понуждала к делам практическим. Архимандриту Афанасию он написал, что не приедет на праздник преподобного Сергия 25 сентября. «...На случай открытия болезни в монастыре, чтобы удобнее подать больному пособие и охранить других от пушении с ним, заблаговременно иметь отдельную келью. Перестаньте ходить и пускать в ризницу без разбора. Что нужно для употребления, положите близко к передней палате, а во внут­ренние не ходите без крайней нужды, и то с предосторожностию, чтобы люди ходили здоровые и чистые от общения с больными... Я отложил путь в Петербург, почитая долгом в сомнительное время быть у своего места, чтобы умирать со своими».

       Владыка учредил особые моления от бедствия, но важнейшее значение придавал общественной молитве. В назначенный им день состоялся общемосковский крестный ход.

       Погода стояла мрачная. Из серых облаков, закрывших все небо, моросил дождь. Однако, когда по церквам пошел унылый тон, призывающий всех православных на молитву, в каждом приходе священники с крестом в руках, окруженные вынесенными образами и хоругвями, молились, преклонивши колена. Народ, рыдая, падал ниц на землю. После молебствия у церкви священ­ники обходили свой приход, кропя святой водой, а за ними шли всё возраставшие толпы народа.

       При приближении к Кремлю священники одного прихода сходились с другими, толпы народа сливались, хоругви реяли над толпою. Только часть огромной процессии поместилась в Кремле, где московский архипастырь в окружении монашества преклонил колена, моля Бога об отвращении карающей десницы.

       29 сентября в 11 утра в первопрестольную прибыл Николай Павлович, дабы

«поддержать упавший от страшного бедствия дух народа», как было объявлено в газетах. Государь был человек прямой и открытый. Вскоре после прибытия он объяснился с митрополитом. По словам Николая, естественною причиною его недовольства было опасение неверного толкования темной и лег­коверной толпой слов архипастыря, сомнений же в верности вла­дыки у него и возникнуть не могло.

       5 октября, в день трех святителей московских, в Успенском соборе митрополит Филарет в присутствии государя говорил слово при продолжении молитв о избавлении от губительной болезни.

       — И в праздник теперь не время торжествовать, потому что исполнилось над нами слово Господне: превращу праздники ваша в жалость....