Век Филарета

       Все так же держа руку настоятеля, старец с любовью смотрел на него, ожидая продолжения, а когда голос Антония пресекся,  заговорил сам:

       — Не так ты думаешь, радость моя, не так! Со своею обителью ты расстанешься, верно. Промысел Божий вверяет тебе обширную лавру.

       — Батюшка! Это не успокоит меня, не усмирит моих помыслов,— жарко взмолился настоятель, понявший слова преподобного ино­сказательно, как о обители небесной. — Скажите мне прямо: близка ли кончина моя? Мирно и благодарно приму ваше слово!

       С улыбкою ангельской, глядя глаза в глаза, преподобный Се­рафим повторил:

       — Неверны твои мысли. Я говорю тебе, что Промысел Божий вверяет тебе лавру обширную.

       — Где же Высокогорской пустыни быть лаврою? — поразился отец Антоний, наконец осознавший слова старца.— Дай Бог, что­бы не сошла ниже.

       Преподобный осенил себя и настоятеля крестным знамением и ласково попросил:

       — Ты уж милостиво принимай в лавре-то братию саровскую...

       — Батюшка, — в изумлении повысил голос отец Антоний,— кто захочет приходить из Сарова в Высокогорскую пустынь? Впрочем, я и так всегда принимаю и готов делать все, что вам угодно.

       — Не оставь сирот моих...— Старец говорил столь же ласково, но взгляд его будто ушел в глубь себя, прозревая нечто еще не­ведомое людям.— Не оставь их, когда дойдет до тебя время.

       Поняв, что услышал все, что должен был услышать, отец Антоний бросился в ноги старцу, обнял его и долго плакал. То были слезы облегчения и радости, но самые разные чувства вдруг ожили в душе тридцативосьмилетнего монаха. Он и недоумевал, и начинал ожидать чего-то... Как?! Неужели преподобный про­рицал о своей кончине?.. Антоний поднял отуманенный слезами взор на старца.

       — Поминай моих родителей Исидора и Агафию... Покоряйся, милый, во всем воле Господней... Будь прилежен к молитве. Строго исполняй свои обязанности, но будь милостив и снисходителен к братии. Матерью будь, а не отцом к братии. Вообще ко всем будь милостив и по себе смиренен... Смирение и осторожность есть красота добродетели.

       Старец приподнялся, обнял отца Антония и благословил его висевшим на груди крестом.

       — Теперь гряди во имя Господне, радость моя. Время уже тебе. Тебя ждут.

       Взволнованный отец Антоний вышел из братского корпуса и велел послушнику:

       — Запрягай, возвращаемся в обитель!

       Вздохнул невольно Никифор: что за срочность, отчего не ос­таться на ночь, но слово настоятеля — закон.

       Согревшаяся и отдохнувшая лошадка бодро трусила по на­катанной дороге. Луна то пряталась за рваные тучи, то открывала глазу убранные белым покровом поля и рощи. Тихо было. Вдруг показалось, что всхлипывает возница.

       — Ты что это, Никифор? — окликнул послушника отец Ан­тоний.

       — Да как же, батюшка! Как приехали, по дороге к конюшне встретил я идущего из

леса отца Серафима, он и говорит: предстоит вам разлука с вашим настоятелем!..

       «Так чего же ждать мне? — вновь поразился отец Антоний.—  Смерти или...»

       В начале февраля владыке Филарету сообщили из лавры о внезапной болезни архимандрита Афанасия. Болезнь не казалась опасною и не вызвала беспокойства ни в обители, ни в Москве.

       23 февраля ректор духовкой академии архимандрит Поликарп зашел проведать больного.

       — Что, брат, все лежишь? — бодро спросил он.—А я тебя пришел звать к себе на именины!

       — Сегодня я зван на другой праздник,— тихим, но ясным голосом отвечал отец Афанасий. Лицо его будто просветлело, было радостно, а взгляд несколько отрешен.—  Оттуда уже не во­рочусь к вам...

       Смутился на мгновение отец Поликарп и не нашелся что ответить. Решил, что утром навестит болящего.

       А уже поздним вечером, когда в покоях отца ректора раскрасневшиеся гости принялись за последнюю чашку чаю, с лав­рской колокольни послышались удары большого колокола.

       По получении печального известия на Троицком подворье отслужили панихиду. Перед митрополитом во весь рост встал вопрос, давно его занимавший: кого поставить наместником лав­ры? Ранее то были отвлеченные размышления, вызванные неустройством дел при отце Афанасии, теперь же следовало решать безотлагательно.

       Владыке не хотелось брать человека из другой епархии, тогда как подходило на первый взгляд много своих... А все же всплывали  в памяти два молодых настоятеля из чужих епархий — отец Ан­тоний Медведев из Высокогорской пустыни и отец Игнатий Брянчанинов из вологодского Лопотова монастыря. Второй только исполнял обязанности тяжко болящего настоятеля, отца Иосифа, а первый уже получил известность энергичным и разумным управлением обителью. Оба они привлекли внимание московс­кого архипастыря углубленной и пламенной верой, открытостью к жизни и усердным вниманием к традициям святых отцов. Брянчанинов подошел бы по своему происхождению и образованию, он смог бы поднять потускневший несколько авторитет троицкого наместника... да молод и неопытен. Медведев удовлетворял мно­гим, но неучен, горяч... Не возникнут ли у них трения? Сможет ли он верно обойтись с братией?..