Век Филарета

       — Отче Антоние, я в борьбе помыслов. Государь приехал в Москву. Хочет, чтобы я освятил выстроенные Триумфальные ворота — а они с изображениями языческими! Как быть? Совесть мне говорит: не святи, а все вокруг уговаривают уступить. И губернатор, и князь Сергей Михайлович... Что ты скажешь?

       —  Не святить.

       — Будет скорбь.

       —   Потерпите.

       — Хорошо ли раздражать государя? Я не имею достоинств святого Митрофана.

       — Да не берите их на себя, а помните, что вы епископ хри­стианский, которому страшно одно: разойтись с волею Иисуса Христа.

       — Да будет так!

       — Ну, когда?..— нетерпеливо спросил Николай Павлович.

       В отличие от флигель-адъютанта, он сразу понял смысл филаретовского «слышу». Алексей Орлов передал ему мнение мос­квичей о «неправославии» воздвигнутых ворот. Мнение мнением, но как мог ослушаться высочайшей воли митрополит, хотя и имеющий священный сан, но все же — подданный... Да ведь он не ослушался! Он не сказал «нет». Ох, старик...

       — Собирайся! — приказал император почтительно вытянув­шемуся флигель-адъютанту.— Вели приготовить лошадей. Мы се­годня же едем в Петербург. Командиру корпуса передай, чтобы открытие состоялось без особой церемонии. Чтобы полковой свя­щенник освятил. Все!

       По дороге от Калужской заставы до Тверской гневливый Николай припоминал обиды, нанесенные ему московским ар­хипастырем. В прошлом году весь ближний круг императора возмутился решением владыки в отношении брака флигель-адъютанта Мансурова с его двоюродной сестрой княжной Тру­бецкой. Филарет признал этот брак преступным и возбудил дело против Мансурова и священника, нарушившего таинство брака. Все говорили, что дело пустяковое, и Николай намекнул, что Мансуров может не ходить на церковный суд. Через мос­ковского генерал-губернатора дали понять митрополиту, что следует уступить. Тогда Филарет осмелился прислать прошение об увольнении на покой, выставляя причинами сознание соб­ственных недостатков и телесную немощь... Как было решиться на увольнение? Мансурова выслали за границу, и надо же так случиться, что судьба от него действительно отвернулась: он вскоре овдовел...

       Позднее столь же решительно Филарет восстал за авторитет Церкви, когда генерал-адъютант Клейнмихель вознамерился вступить во второй брак с двоюродной сестрой своей первой жены, союз с которой был расторгнут по прелюбодеянию генерала. «Пусть он лютеранин,— заявил московский владыка,— но жена право­славная вправе ожидать от нас защиты своей чести...»

       То были частные дела лиц, за которых ходатайствовал сам император, а неуемный ревнитель чистоты православия не желал уступить. Глас его остался все же гласом вопиющего в пустыне... И с Триумфальными воротами — что бы сделать приятное своему государю? Так нет!..

       В самом конце года митрополит Серафим вновь вызвал мос­ковского митрополита в Синод для решения неотложных дел. Московский владыка умел как-то быстро и точно разбираться в непростых обстоятельствах и в свой приезд один совершал работу, непосильную для постоянных членов Святейшего Синода.

       Карета, поставленная на полозья, быстро и покойно катила по первопутку. Можно было и подремать, а митрополит думал свои нелегкие думы. Никогда он не позволял себе отчаиваться, но подчас руки опускались от бессилия одному противостоять тугой бюро­кратической машине. Государственный совет вынес постановление, чтобы в духовных училищах содержать и учить всех детей за счет родителей, а в семинариях — на средства семинарские. Названо сие: забота об экономии!.. Стало быть, масса бедных и многосемейных причетников ставилась в труднейшее положение, да и семинарских денег на всех хватить просто не могло. Предстояла борьба за самое дорогое — духовное образование.

       — Когда с таким вниманием делаются дела,— делился огор­чением владыка со своим викарием Иннокентием,— изволь со­ставлять управы и управлять!.. Блажен, кто может сидеть в своем углу, оплакивать свои грехи, молиться за государя и церковь, кто не имеет нужды участием в общественных грехах умножать свои грехи! Много бы одолжил меня тот, кто научил, как можно уйти в Берлюкову пустынь или в Голутвин... или в Гефсиманию Новую. Господу помолимся, да приведет всех нас в пристанище спасения... Пасмурно у меня в глазах. Молитесь, чтобы Бог даровал мне свет и мир…

       Иннокентию он доверял, почему с огорчением воспринял намек от всегда осведомленного князя Александра Николаевича, что викария у него хотят забрать. С этим легко работалось...

       Вдруг застучал в окошко келейник, сидевший рядом с кучером. Владыка приоткрыл окошко и с ворвавшимся морозным воздухом услышал весть:

       — Государь едет! Император!

       — Стой! — велел владыка.

       Он вышел из кареты в накинутой шубе. Никандр поддерживал под локоть. Приятно было в теплых валенках перешагнуть через сугроб на накатанную дорогу и расправить плечи.

       По низкому небу медленно плыли пепельно-сизые косматые тучи. Сеял редкий снежок. Глаза заметно ослабли, и он не сразу увидел мчащихся всадников и несколько карет. Первая была ше­стерней. В обеих столицах знали этих отборных гнедых. Митро­полит со склоненной головою ожидал.