Век Филарета

       Иеромонах Афанасий, эконом митрополичьего дома, загорел­ся мыслью учиться медицинским наукам. Все уверяли его, что владыка на это позволения не даст, но митрополит разрешил учиться, запретив лишь заниматься хирургией (иерей не должен проливать крови) и акушерством (неприличным монашескому сану) Теперь у Афанасия лечилась вся лавра, весь Сергиев Посад и множество окрестных жителей.

       Сердце медленно стареющего митрополита было все так же горячо и открыто, и как же хотелось ему излить на кого-нибудь всю силу своей сдерживаемой любви и привязанности!.. Но знал он, что в этом случае он окажется в роли покорного слуги человека, допущенного за черту, и берегся этого.

       Велико было удивление отца Антония, когда на четвертом году своего служения в лавре он услышал от владыки просьбу стать его духовным отцом и исповедником. Отец Антоний просил дружбы владыки и получил ее. Так общая духовная жизнь накрепко связала двух монахов, столь различных по человеческим харак­терам, но оказавшихся нужными друг другу. Впрочем, все отно­сящееся к духовной жизни святителя тайна великая есть, и не будем на нее покушаться.

       В житейских же делах отец Антоний с изумлением открывал как бы потаенного Филарета, мало кому известного. Во владыке совмещались по-видимому несовместимые свойства. При глубо­ком критическом уме он сохранял детскую искренность веры; при малодоступности и строгости к подчиненным он оказался прост в домашней жизни, в которой не было ничего от офици­альной величавости; при сухости и холодности в обращении на людях имел любящее и доверчивое сердце; тонкий политик в государственных и церковных делах, он мало знал практическую жизнь и пребывал в своего рода идеальном мире, из-за чего подчас попадал в неловкие ситуации.

       В стремительном сближении с митрополитом отец Антоний невольно попал на тропу, которая привела его прямо к сердцу Филарета: тот был монах. Отсюда его смирение в мнении о себе, его готовность с благоговением внимать словам лиц, коих он почитал высокими в духовной жизни, его благодарность за их молитвенную память о нем. Отсюда постоянная память об образах древнего иночества и его забота о монашестве, стремление к постоянному общению с этим миром. По той же причине юро­дивые, блаженные находили к нему свободный доступ. Вот почему и мысль о ските сразу пришлась ему по сердцу.

       Сила привязанности владыки к троицкому наместнику вы­светилась в ноябре 1835 года, когда отец Антоний испытал тяжкое искушение и вновь мучился от предчувствия скорого конца. «...Что вам вздумалось говорить, что времени вам немного? — увещевал его из Москвы владыка.— Слово сие так печально отозвалось в моем сердце, как я не ожидал. Если бы я имел дерзновение, то просил бы себе от Господа умереть на ваших

руках. По крайней мере, прошу Его, чтобы вы молитвою проводили меня в путь, требующий доброго напутствия при недостатке дел, которые бы благонадежно пошли вслед за мною...» Забегая вперед, скажем, что так именно и случилось тридцать лет спустя.

       И опять от Протасова шла одна беда за другой.

       То взбрело ему в голову совершенно пересмотреть программы духовных школ, выбрасывая богословие и философию, кои науки заменить хотел — спьяну, что ли? — агрономией, ветеринарией и медициною. Государю он доложил, что с такими познаниями духовные пастыри, особенно сельские, будут много полезнее для простого народа. Николай Павлович порадовался счастливой мыс­ли обер-прокурора и одобрил ее. Рассказавший подробности Ан­дрей Николаевич Муравьев заключал, что никто открыто не ре­шается возразить, но сие пока одно намерение. Все дела по об­разованию Протасов отдал воспитаннику иезуитов Сербиновичу, хитрому и вкрадчивому проныре, терпеливо сносившему грубости обер-прокурора.

       Виданное ли дело? Готовить полуобразованных духовных па­стырей, а при таком обучении они разве что затвердят молитвы да будут знать порядок литургии, но ни сами не поймут глубины божественного учения, ни другим их донести не смогут — и при этом окажутся полузнайками лекарями, агрономами, ветерина­рами! Возможно ли за год пройти науки, коим обучаются по три-четыре года?.. Беда, да и только.

Глава 6

 НЕЗРИМАЯ БОРЬБА

                           :

       В череде обычных епархиальных забот владыка привык вы­делять одно важнейшее. Немало времени стало у него отнимать строительство храма Христа Спасителя, с 1839 года воздвигаемого на месте Алексеевского монастыря. Не по сердцу было митро­политу перенесение хотя и ветхой, но почтенной обители к Со­кольникам, но проект архитектора Тона был утвержден государем. В комиссии, членом которой состоял московский митрополит, возникали немалые споры при обсуждении возможных подряд­чиков, выборе отделочных материалов, рассмотрении эскизов внутреннего убранства гигантского храма. Филарет по своему не­угомонному характеру входил во все детали, внимательнейше изу­чал бумаги, а будучи в Москве, постоянно внушал членам комиссии и строителям, что не просто здание они возводят, но храм.