Век Филарета

    На заседаниях Синода более Филарет не вспоминал ни о своем толковании Книги Бытия с переводом священных текстов на русский, ни о русском переводе Евангелия, однако доклад московского владыки прочитали и обсудили, дружно признав: всякое толкование Священного Писания излишне и опасно. Жур­нал заседаний Синода с этим мнением был подписан владыкой Серафимом и утвержден государем Николаем Павловичем 7 марта 1842 года.

    Филарет о том не знал, проболев несколько дней. Раньше бы он поднялся, а нынче тяготила одна мысль о присутственной зале. 9 марта Филарет приехал в Синод, но за обсуждением мелких дел никто ему ничего не сказал о главном. 10 марта владыка уехал с половины заседания, почувствовав нездоровье, и тут-то митрополит Серафим огласил высочайшее одобрение на запрет русской Библии.

    Тем временем в Троицкую лавру прибыла синодская след­ственная комиссия. Всех виновных в выписке злосчастного ли­тографированного перевода собрали в залу академии, где с каждым подолгу беседовали. Члены комиссии знали, что порадуют графа.

     Вопреки уверению владыки Филарета, будто в лавре нет ни одного экземпляра перевода, оный обнаружен был у послушника Мелетия. Тот в официальном объяснении написал, что получил перевод от «неизвестного лица», что дало прекрасное основание провести усиленное дознание. Определив каждому положенное наказание, комиссия отбыла в Петербург.

    В мае закончились заседания Святейшего Синода. По обык­новению, архиереи писали на высочайшее имя прошения об уволь­нении в епархию. На прошении митрополита Филарета Николай Павлович написал: «Может ехать» — и только, а ранее всегда приписывал: «...с возвращением к началу работы Св. С». Это было увольнение, хотя формально владыку не лишали звания члена Синода.

    15 мая он покидал Петербург. Лошади давно были заложены, вещи отнесены в карету.

На набережной Фонтанки собралась небольшая толпа почитателей Филарета, желавших получить бла­гословение. Сам же владыка почему-то медлил.

    Когда он вышел в черном подряснике и черной скуфье, изум­ленные насельники подворья увидели лицо его мокрым от слез. Всё тем же точным и лежим жестом владыка раздавал благословение, а слезы неудержимо катились из старческих глаз.

    Не из-за царской немилости горевал он. Когда вернулся утром из лавры, келейник доложил, что повреждены замки на сундуках, а шкатулка митрополита открыта. Что искали? Крамолу? Тайные умыслы? Ересь?.. После десятилетий многоскорбного монашес­кого служения, после орденов... Больнее всего была оскорбитель­ная грубость обыска.

    Графу рассказал об этом Андрей Николаевич Муравьев, подавший прошение об отставке. Протасов почувствовал легкое сму­щение. Чего они так обиделись? Эка невидаль... Но не в одном смущении дело. Всевластный — теперь уже без сомнения! — обер-прокурор не чувствовал себя победителем в битве с тихим мит­рополитом.

Глава 8

 ДЕНЬ МИТРОПОЛИТА

    Поднимался владыка обыкновенно в пять часов утра. В пас­мурное октябрьское утро Филарет не изменил этому правилу. Печка уже остыла, и в комнате было прохладно. Если бы келейник принес теплой воды для умывания, он был бы доволен, но сам того не просил. В кувшине оказалась ледяная.

    После умывания владыка совершил обычное утреннее молитвословие и уселся на диван с Библией. Священное Писание он читал неопустительно каждый день. Книга была старая, елиза­ветинского издания, подаренная покойным батюшкою, и с этим томиком in folio / в четверть (лат.) / он не расставался.

    В восемь часов Филарет отправился в домашнюю церковь, к обедне. Ее он не пропускал никогда, разве что по большой болезни. Службу слушал из секретарской комнаты, следя за нею по книгам и выходя в алтарь только после освящения Святых Даров. Тогда он совершал земное пред ними поклонение и творил краткую молитву. Диакон всякий раз входил в секретарскую поч­тить его каждением. Туда же относили ему и антидор с теплотою. В этот день владыка отправился в Покровский собор (Василия Блаженного) для посвящения Леонида Краснопевкова в прес­витерский сан.

    Сам Краснопевков, лишь накануне посвященный на Троиц­ком подворье в диакона, в этот час в сильном волнении стоял среди духовенства возле соборного крыльца, повторяя про себя, что надо упасть владыке в ноги. Только подъехала митрополичья карета, отец Леонид бросился было ниц, но был остановлен твер­дой рукою.

   — Может, пропустишь мать настоятельницу? — с иронией спро­сил викарный епископ Виталий, бывший в тот день в приподнятом настроении: по представлению Филарета государь пожаловал ему орден Святой Анны 1-й степени.

    — Виноват, владыка,— растерялся отец Леонид и подался назад.

    Навстречу медленно идущему митрополиту шагнула мать Ма­рия Тучкова. Опустившись на колени, она получила благослове­ние. Владыка что-то тихо сказал ей и двинулся далее, поддержи­ваемый под руки келейниками.