Великая Белая Бездна

Мы сказали Ван Дамму, что вернемся через два часа, если не произойдет ничего непредвиденного, что давало нам по часу ходьбы в каждую сторону; в любом случае, мы могли сообщить о задержке по радио. Я взглянул на свои наручные часы и увидел, что мы уже провели в пути чуть больше двадцати минут. У меня на шее висела одна из камер поменьше, и я остановился, чтобы установить штатив и сфотографировать пустынную сцену с крошечными фигурками Скарсдейла и Прескотта, ушедшими вперед. Разбирая оборудование, я увидел, что они ускорили шаги, и поспешил за ними как раз в тот момент, когда они начали исчезать в темноте. Скарсдейл заметил, однако, что я отстал, и товарищи подождали меня; подойдя к ним, я понял, почему они торопились. Там, на равнине перед нами, высилась глухая стена, прорезанная еще одним гигантским порталом наподобие того, что мы видели у входа в пещеру. По кивку Скарсдейла я связался по рации с Ван Даммом; примерно через минуту послышался его голос, искаженный помехами. Я передал ему сообщение Скарсдейла и велел быть наготове.

2

Затем мы втроем прошли вперед к колоссальным вратам, возвышавшимся перед нами. Как я и предполагал, перед ними располагался еще один обелиск со знакомыми нам странными иероглифами, составлявшими в первом случае, по словам Скарсдейла, такую зловещую надпись. Пока Прескотт стоял, оглядываясь в тусклом свете, я сделал несколько фотографий, а Скарсдейл подошел к обелиску и начал старательно переписывать текст.

Похоже, надпись соответствовала какому-то отрывку из «Этики Югора» — я видел, как он стал взволнованно сравнивать выписки. Закончив фотографировать, я вернул аппарат в футляр и подошел к Прескотту. Никто из нас не произнес ни слова.

После мы направились к вратам и шли еще несколько минут; портик настолько увеличился в размерах, что большая его часть теперь терялась в мерцающем пространстве наверху. На правой стороне одного из массивных каменных блоков, из которых была сложена перемычка, имелась краткая двухстрочная надпись, и я сфотографировал ее, а Скарсдейл переписал иероглифы в записную книжку. Затем он лично связался по рации с Ван Даммом и доложил ему о наших действиях для записи в экспедиционном журнале.

Когда мы снова двинулись вперед, я увидел широкий лестничный пролет, ведущий вверх, во мрак; однако внутри было не совсем темно, и отверстия в своде пропускали сверху фосфоресцирующий свет. Я с иронией отметил про себя, что теперь мы вдвойне удалены от внешнего мира и переходим из вечных сумерек в стигийскую бездну; я задавался вопросом, сколько еще нас ждет трансформаций, каждая из которых, как в серии китайских шкатулок, выполнена искуснее предыдущих и глубже ввергает нас в этот подземный космос с его засушливой и стерильной атмосферой.

У самого портика профессор ровным голосом сказал мне, что на следующий день мы разобьем лагерь номер четыре непосредственно перед входом. К моему удивлению, теплый, сухой ветер продолжал дуть, когда мы начали подниматься по лестнице. Сооружение было достаточно необычным, и нам понадобилось некоторое время на подъем. Ступени были высечены из какого-то светлого камня, похожего на мрамор или гранит; ничуть не истертые, они выглядели так же безукоризненно, как в тот день, когда неведомые каменщики завершили свою работу.

Но самыми замечательными их свойствами были размеры и конфигурация. Скарсдейл, восхищенный до предела, издавал восторженные восклицания, и мы с Прескоттом невольно присоединились к нему. Ступени были просто невероятными. Каждая имела около двух футов в высоту, и нам приходилось неуклюже карабкаться на них, используя обе руки для упора; далее ступень, если это правильный термин, тянулась более чем на десять футов по горизонтали, после чего в темноту поднималась следующая грань и мы повторяли весь процесс. В этих условиях мы неизбежно продвигались достаточно медленно и к тому же изрядно взмокли, поскольку навстречу постоянно дул теплый ветер.

Наши глаза уже привыкли к более низкому уровню освещенности внутри, и мы обходились без фонарей на касках. Я заметил, что вдоль каждой плоскости ступеней шла узкая полоса орнамента, отделяя их от стен, и обратил на это внимание профессора. Я зажег свой налобный фонарь, а Скарсдейл сделал набросок зигзагообразной окантовки. Затем я сделал несколько снимков для протокола и мы продолжили подъем.

К счастью, лестничный пролет был не слишком высоким, хотя и достаточно длинным из-за образовывавших его десяти-двенадцатифутовых ступеней. Наверху мы оказались в чем-то похожем на длинную, идеально выстроенную каменную галерею; свет проходил в нее сверху через узорчатые отверстия в потолке.

Сейчас я должен быть предельно точным в своем описании того, что предстало перед нами, и мне понадобится тщательно подбирать слова. Мы не успели еще углубиться в галерею, когда я увидел, что вдоль обеих стен были расставлены сотни предметов, которые за неимением лучшего обозначения я назову сосудами. Они стояли в ряд примерно в двух футах от каждой стены, и над каждым был нанесен символ из двух иероглифов.