Великая Эвольвента

Завсегда глядевший на мир исподлобья, «народушко» нашёл своё отражение, хоть и в мелких, но многочисленных и многоликих «бесах» Ф. Сологуба. Психологически точно, социально убедительно, художественно и весьма образно тип этот раскрыл М. Булгаков. Его же, сорвавшегося со степи, но не прижившегося в городе, с драматизмом, холодящим кровь в жилах, описал И. Бунин в «Окаянных днях». Партийные и крёстные отцы этого люда возлюбили чад своих, очевидно, именно за разрушительные свойства и, отражая обоюдные стремления, сделали «бесьи» и «собачьи сердца» главным орудием в «деле» разрушения русской цивилизации. Это неприкаянное «сословие» тем ещё устраивало большевистских вождей, что не претендовало на власть (по крайней мере, в первые послереволюционные годы), а лишь мечтало в неопределённом будущем стать «всем».

Но, пока партийные функционеры при коммунистической диктатуре слагались в «общество» и составляли партийную элиту из безродных и ненавидящих Страну космополитов, пока искали, кого бы ещё в России подчинить и унизить и перед кем ещё явить свою власть, неприкаянное сословие, входя в должность и забиваясь в щели номенклатуры, маялось в заботе: чего бы ещё осквернить и кого бы ещё грабануть.

Максим Горький

Словом, в России мрачно заявила о себе иная данность, подменившая этическую и культурную матрицу Страны; настояло на себе другое – неопределённо-языческое по мировосприятию и самоощущению, не имеющее духовной и культурно-исторической идентичности псевдоэтническое «сообщество» маргиналов. Заполонив Великую Русскую Равнину, обжив европейскую часть Страны и скроив по себе мрачное «передоновское бытие», оно, взяв на себя функцию социальных дрожжей, будоражило и активно перекраивало жизнь всей России. Душевные муки героев Достоевского – мелких убийц рядом с новыми гуннами – не присущи были элементам внецивилизационной формации, вросшей в бытие России. Психологические страдания нигилистов, как живых, так и литературных, были не свойственны будущим «строителям коммунизма». До основания разрушая старый мир, к которому отнесли всё, что было присуще исконной России, они после «октября семнадцатого» приступили к рытью фундамента «новой жизни». Однако революционные «заступы» оказались слишком примитивны для устроения государства, а потому закономерно перешли к рытью гигантского социального «котлована». Не знавшая пощады и звереющая от бессмысленной жестокости, формация маргиналов, похоже, лишь использовала коммунистическую идеологию для реализации своих дремучих инстинктов. Под их напором рушился уклад Страны, осквернялись церкви, гулко разламывались колокола и гибла мыслящая Россия. Психологические составляющие этого типа и вывели в своих произведениях упомянутые русские классики, а «социальный расист» И. Бунин так неосторожно обрисовал их внутренние и внешние патологические черты.

Да, в подавляющем числе это был другой – тотемный по духу народ, ленивый и грубый, лишённый цивилизационных составляющих, мало способный к социальной жизни и упорный в своей исторической неорганизованности.