В то время как великороссы, со времён царя Алексея Михайловича бывшие под двойным ярмом, от силы духа и воинской доблести принуждались к социальной покорности, бескрайнему и нелимитированному смирению «перед Богом», царём и бездеятельным дворянством, тотемная периферия,
в массе своей свободная от моральных и нравственных норм, лишь утверждалась в своих асоциальных инстинктах. Деклассированная и далёкая от созидания, не искушённая в этических категориях, но уже начавшая отмечать себя во власти, периферия эта, ведомая «богами» степей и ущелий, не тяготела к культуре и была враждебна её носителям. В хаотическом сознании передоновых с собачьими сердцами доминировала боязнь Великой Равнины, раздражительность и враждебность к её коренным обитателям, подчёркнутые психологическим неприятием всякого упорядоченного образа жизни. Таковое отношение по мере вхождения во власть плодило нетерпимость как форму существования, безответственность как принцип отношения к делу и беспощадность как норму политического и социального управления. Эта внецивилизационная ипостась власти, этнически безымянная, социально пёстрая и по жизни воспроизводящая саму себя, несла в себе архетип диких пращуров, в которых била ключом энергия разрушения. Это психическое состояние стремилось и настояло-таки на себе в послереволюционной России. А носители его взялись вымести из сознания исторического народа матрицу многовековой духовной культуры.История распорядилась так, что холопское сознание, заполонив политические и «деловые» верхи, пустило тлетворные вирусы во всех слоях общества. В какой-то мере утеряв агрессивность и даже «став религиозным», оно и сейчас ищет – перед кем бы ещё унизиться или унизить кого-нибудь (этически разница несущественна), продать что-либо или кого-нибудь, ничуть не гнушаясь ограблением Страны и государства.
Приходится признать, что эвольвента искусственной духовности завела-таки Страну в тупик, из которого не было позитивного выхода, как не было альтернативы развития, за исключением состоявшегося… При нарушении форм эволюционного бытия в свои права вступила историческая закономерность, а именно: деформация всего уклада Страны и нации.
Ибо историческая жизнь народа не потрафляет тому, что выходит за пределы его эволюционной жизни. Лохмотья эволюции и создают многоипостасную пестроту, которую усугубляет естественный в этом случае разлад жизни Страны и государственного устроения. Являясь следствием «разрухи в голове», а главное, смещения в сознании отнюдь не тождественных понятий Страны и государства, это приводит к путанице нравственных категорий и духовному запустению.И всё же, противостоя «передоновской реальности», в жёстких политических реалиях сумел выжить
и продолжает быть исторический народ, борьба с которым меняется лишь в средствах. После «Октября» на протяжении десятилетий лишённый собственной государственности, а значит, и отечественного самосознания, он после проведённой по-воровски «перестройки» разубеждается в принадлежности… к самому себе. Причём разуверение это проводится самыми иезуитскими методами.II
После того как псевдоэтническая «общность» – советский
(т. е. не русский и никакой вообще) человек приказал долго жить, для устранения из исторической жизни русского народа в качестве оружия ликвидации используется псевдорусская ипостась. Нынче в идеологически-приказном порядке русскими (т. е. – опять никакими) объявляются все. Сняв правовой и политический запрет на русскость, посредством этнической невнятности народу опять навязывается тот же внеисторический «зов», способный низвергнуть Страну в ту же беспроглядную историческую бездну. Великому народу вновь предлагают вернуться во времена, когда он десятилетиями находился под статьёй. Правда, сейчас «легализовавшись» в историческое ничто, ибо, если «все» станут «русскими», то ими, понятно, не будет никто. Произойдёт окончательное отчуждение народа от своих корней, от своей этнодуховной базы, в результате чего он неизбежно превратится, по Достоевскому, в «этнографический материал». И это в лучшем случае, поскольку в таковом качестве он может всё же заинтересовать учёных-этнографов. Тогда как проводимая программа низлагает народ в качестве участника мирового бытия, за чем последует исторжение его из исторической жизни.