Великая Эвольвента

Итак, выводы учёных, основанные на архивных материалах, подтверждают: именно греки с XII в. начали вносить изменения в свои обряды, а впоследствии на Флорентийском Соборе (1438–1445) и вовсе подписали Унию с Римом. Потому истинными раскольниками – исторически и канонически – следует считать «правщиков» во главе с Никоном, а не исповедников древлеправославной веры. «Реформы Никона разрушили старую веру, но не дали ничего взамен её, в конце концов сам Никон усомнился в правильности той «новой веры», какую принесли с собой исправленные по греческим образцам служебники», – пишет историк Н. Никольский [48]. Увы, на уяснение духовно ущербного «исправления веры» ушло непозволительно много времени. Однако внешнее «торжество справедливости» не исправило положение дел, поскольку заключения учёных не вышли за пределы научных статей и рефератов. Словом, воз неразрешённых проблем духовного плана и по сей час остаётся там же, ибо знает осёл ясли господина своего…

Глава третья Раскол

«Вот выйдут семь коров тощих и пожрут семь коров тучных, сами же от этого не станут тучнее… Вот темнота покроет землю и мрак – народы… И лицо поколения будет собачье…»

Бытие: 41, Сон фараона

I

Победив, «новая вера» стала знаменем гонения «старой».Вместе с тем, уже начало Раскола показало двусмысленность борьбы с исповедниками старого обряда. Злополучный Собор породил на теле Страны язвы, которые сразу же стали кровоточить. Провидя духовные пустоши будущего, соловецкие монахи в челобитной царю писали о том, что Никон и его последователи создали «новую веру по своему плотскому мудрствованию, а не по апостольсткому и святых отец преданию». В ответ царь направляет в Соловки войска.

Летом 1668 г. началась осада монастыря, ставшего мощным бастионом староверов, но лишь в 1676 г. ценою немалых потерь оплот старообрядчества был взят. Начались пытки и казни. Тела замученных 400 иноков и послушников монастыря не убирались полгода… Зверства победителей не только не прекратились при «легитимном устранении раскола» в эпоху Алексея Михайловича и его преемников, но перешли в XVIII в. Для того чтобы отстоять и провести в жизнь все нововведения, «новая церковь, – пишет Мельников, – вынуждена была обосноваться и укрепиться ещё на одном догмате, без которого все остальные догматы разлетелись бы как пыль, как временное наваждение на святую Русь; может быть, и совсем они не имели бы места в истории России. Это догмат цезарепапизма – преклонение новой церкви перед царской властью, даже признание её заменяющей Самого Христа» [49]. Таким образом, именно цезарская власть стала опорой новой церкви, а не Христос, заключает Мельников.

Догмат цезарепапизма закрепил соглашательское подчинение духовной власти светской. Отныне русский царь был признан духовным владыкой народа. В законах Российской империи он официально признавался и титуловался главой Церкви. Становилось ясно, что борьба за «чистоту веры» была средством к достижению отнюдь не духовных целей. Начиная с 20 гг. XVIII в. церковь «из фактической служанки государства формально превращается в instrumentum regni, в орудие государственного управления, – пишет Никольский, – перемены, происходящие в церкви, всегда являются следствием перемен в политической жизни. Церковь совершенно утрачивает способность к каким-либо самостоятельным выступлениям и действует лишь как одно из учреждений самодержавия» [50]. После Петра по ходу усиления светской бюрократии православие стало ещё более зависимым от государственной власти. Кесарево жёстко вклинилось в Божье и подчинило его себе. Если в Византии «божье», подмяв под себя светское – а потому перестав быть таковым, создало причины, ввиду которых и духовное, и физическое тело империи пало под мечом ислама, то в России (причём, с тем же результатом) получилось наоборот: светская власть, став знаменем новоправославного бытия, «смело» водрузила себя на место православия.