Великая Эвольвента

Прошло много лет после смерти царя и самого Соловьёва, а сладкие трели в отношении первого нет-нет да раздаются. Вот только не услышишь среди них «цитат» из предсмертных молитв о пощаде староверов – избитых, искалеченных, сосланных и убитых режимом Николая-Филарета. В штатных панегириках не найдешь даже упоминания об изуверствах в отношении ревнителей старой веры Средне-Воскресенского монастыря, ни других. Ибо, помимо Иргиза, по указу императора была разрушена до основания Выговская Пустынь, а «все её бесценные сокровища разграблены и просто уничтожены», – констатирует Ф. Мельников.

Митрополит Амвросий Белокриницкий

Схожий удел постиг десятки староверческих молелен и часовен; кладбища их были перепаханы, а земля на их месте засыпана солью. «Русскому Карфагену» велено было навсегда исчезнуть.

«За что их гнали? – спрашивает Мельников. – Неужели за одно лишь двоеперстие?…Или за то, что они всех русистее, более преданы святой Руси, что они корень и начало её» [65]. Вопрос и по сей день остаётся открытым. Несомненно одно: в своих государствоустроительных и созидательных достоинствах ревнители древнерусской духовности были истинно носителями качеств великого народа. На примере беспощадного разгрома, ограбления и уничтожения староверческих монастырей можно видеть механику подрыва духовных устоев Страны.

Остановимся подробнее на духовной и нравственной подоплёке, в числе других причин ведших Россию к трагической судьбе. Обильно политая кровью и отравленная солью ненависти земля не могла не дать ядовитые всходы. В сознании народа они вились сомнением и недоверием ко всякой власти, в бытии прорастая неуверенностью в себе и по факту разноверия, взаимному отчуждению. Всё вместе подрывало народную мораль, нравственные устои и единство народа.

На протяжении всего XVIII столетия старообрядцы, спасая жизнь и веру, бежали из России, а оставшиеся вынужденно ушли «во внутреннее заточение». Крепостной люд озабочен был физическим выживанием, образованная публика погрязала в скепсисе, а нарождавшаяся интеллигенция и разночинные слои (в следующем уже веке) «ушли в нигилизм». Эти же процессы выразились в массовом безверии конца XIX в. и начала следующего. Однако в общественном сознании Страны не было понимания того, что устои России расшатывала не старая вера, а борьба с ней: борьба на уничтожение её последователей в лице коренного народа России, крепившего веру, экономическую жизнь и духовную мощь Страны. История не раз являла силу одноверного (староправославного) народа. Олицетворяя собой несокрушимую мощь народа, поражавшую врагов России, именно носители православия Сергия Радонежского, несгибаемые в вере и убеждениях, храбростью на поле брани, тягой к знаниям и трудолюбием в миру, являли пример столь необходимого в отечественном бытии тождества веры и дел. Они, не поступаясь духовными и моральными принципами, более чем кто-либо осуществляли движение от внутреннего человека – к внешнему; от веры в Бога – к делам через веру. В ипостаси Страны именно они с начала православия на Руси до второй половины XIX в. являлись духовным стержнем и экономической базой государства, хотя «на законном основании» были лишены гражданских прав. Тем более вызывает изумление, с каким поистине дьявольским упорством, правительство России сокрушало дух, ломало становой хребет Страны, сбивало с «железных ног» православие, осенённое духовным величием св. мучеников Древней Руси. Не все русские были староверами, но в подавляющем числе своём последователи исконного православия были великороссами. Тем не менее, в ответ на зверства светских властей, «защищавших» синодское православие огнём и мечом, многомиллионное воинство староверов не кинулось, по примеру Запада, в братоубийственные религиозные войны, хотя поводов для этого у русских было не меньше, нежели у тамошних христиан. Ощущая себя единым народом, представленным как гонителями, так и гонимыми, староверы не хотели идти войной на своих губителей: на пути к этому стояли их принципы веры и добротолюбия [66]. Но и здесь же придётся отметить тот факт, что духовенство православной Церкви принимало самое деятельное участие в поимке старообрядцев и судебных расправах над ними.