Напомню, что в 1721 г. царь издал указ об отсылке на сибирские заводы «гуляющих людей», а в 1753 г. Екатерина II издала не менее строгий указ о передаче на фабрики «шатающихся разночинцев». Таким образом, вслед за крестьянами и «гуляющие», и «шатающиеся» были едва не в буквальном смысле прикованы к делу. Дворяне были закрепощены государевой службой, крестьяне прикреплены к земле, а «шатающиеся» – к заводам. Впрочем, Анна Иоанновна манифестом 1736 г. ограничивает службу дворян 25 годами, а Пётр III, в 1762 г. подписав «Манифест о даровании вольности и свободы российскому дворянству», освободил его от обязательной службы – все прочие остались на своих куда менее комфортных местах. Но не дворянская служба, а крестьянское повседневное и бессрочное служение России
определяло уровень благосостояния государства. В пику надеждам правительства уже ко второй половине XVIII столетия массовое закрепощение крестьян показало свою несостоятельность. Нужды Страны требовали новых форм ведения хозяйства, взаимосвязей труда, работодателя и производства. В отличие от России, ведущие страны Европы, вооружённые протестантской трудовой этикой (М. Вебер), готовы были подняться на новую ступень общественно-экономического развития – крупное машинное производство. И таки поднялись! В Англии была создана паровая машина (1784), в начале XIX в. – пароход, а в 1829 г. построен был первый паровоз.В России о многоаспектных внутренних противоречиях красноречиво говорит стихия народных волнений середины и второй половины XVIII в., в которых «экономический» характер органично сочетался со «староверческой контрреформацией». Недаром во времена пугачёвского восстания (1773–1775), осенённого двоеперстием, издавались манифесты «о вольности крестьянства». Екатерина не вполне понимала накопившийся комплекс проблем, а потому не решалась открепить крестьянина с землей; новые формы крестьянской жизни не были найдены.
Об отношении к низшим слоям своих подданных говорит её указ от 1768 г., в соответствии с которым любая жалоба крестьянина на помещика квалифицировалась как ложный донос и каралась пожизненной ссылкой. Замечу, что по сравнению с русскими крепостными крестьянами в куда лучшем положении оказывались мордва, чуваши, татары, удмурты, буряты, якуты и другие народы Севера, Поволжья и Сибири, которые относились к разряду государственных крестьян. Блистательные победы русского оружия второй половины XVIII в. лишь оттеняли экономический и хозяйственный разлад Российской империи, перебивавшейся за счёт природного сырья, полуфабрикатов (лён, пенька, пакля, кожа, ткань, лес, канат, сало, пушнина, уральское железо, и т. д.) и нелимитированной даровой рабочей силы. Всё вместе через внутреннюю несвободу и тотальную обездоленность вело русского мужика к душевному дискомфорту и глубокой безысходности. Некогда духовно-пассионарное мироотношение, отражённое в феномене всечеловеческого состояния души (впоследствии не раз отмеченное Ф. М. Достоевским), начало давать глубокую трещину.
Емельян Пугачёв