Читаем Великая княжна в изгнании. Рассказ о пережитом кузины Николая II полностью

В первые годы ей нравилось работать только с одной закройщицей, сварливой старой седовласой женщиной в очках, которая питала собачью преданность хозяйке, но иногда упрямо ей противоречила, хотя на словах соглашалась. Манекенщицы, которые примеряли полуготовые платья, ждали на площадке перед дверью в студию. Их вызывали по одной. Иногда они стояли на площадке часами, раздетые или полуодетые, в халатах или просто простынях, наброшенных на голые плечи. Девушка входила в комнату и приближалась к мадемуазель Шанель, которая сидела на табурете с ножницами в руке.

– Bonjour, mademoiselle.

– Bonjour, Jeanne. – Только в тот миг Шанель поднимала голову и смотрела в лицо модели; остальное время она была сосредоточена только на ее фигуре.

Когда девушка приближалась, Шанель, слегка склонив голову набок, получала первое впечатление. Потом начиналась примерка, медленная и тщательная процедура. Закройщица стояла у нее за спиной и подавала ей булавки. Все молчали, кроме самой Шанель, которая вела непрерывный монолог. Иногда она давала распоряжения или объясняла новую деталь, иногда критиковала и распарывала уже готовую вещь. Старая закройщица молча выслушивала все; ее лицо оставалось непроницаемым, кроме, может быть, глаз, которые то смягчались, то метали молнии. Ясно было одно: все свои огорчения старуха потом выместит на манекенщицах. Шанель, сосредоточенная на работе, здесь что-то отрезала, там подкалывала, запрокидывала голову, чтобы лучше видеть, и говорила, говорила, никого не замечая. Я сидела в углу и жадно наблюдала за происходящим.

У меня на глазах важные сановники сидели молча, когда обсуждались вопросы большой важности, и выслушивали приказы, отданные людьми, которые по праву рождения или положения имели право командовать. Но никогда прежде я не была знакома с человеком, каждому слову которого повиновались. Авторитет Шанель объяснялся ее сильным характером; она выковала его сама, выйдя из низов. Тогда я впервые подумала о том, какое большое значение имеет характер.

В пять часов или немного позже приносили поднос с кофейником и несколькими чашками. Его ставили на табурет для ног, поскольку остальные поверхности были завалены самыми разными предметами. Иногда на подносе лежали сэндвичи с ветчиной на разрезанных пополам кусках черного хлеба. К тому времени большая часть работы обычно бывала уже сделана; Шанель откладывала ножницы и, встав с табурета, потягивалась. Если особой спешки не было, манекенщиц, стоящих на площадке, отпускали домой. Дневная работа заканчивалась. Но часто кофе поглощался в спешке, а потом работа возобновлялась. Во время «кофейной паузы» можно было расслабиться; на ковре вокруг подноса рассаживались сама Шанель и несколько ее подобострастных подчиненных, иногда и зашедший к ней приятель. Шанель по-прежнему неустанно разглагольствовала. Она обсуждала все и всех с большой уверенностью; иногда она впадала в раж и судила о людях или событиях не думая. Шанель не стеснялась в выражениях, но легко меняла мнения. Она все говорила и говорила, не давая собеседникам рта раскрыть. С ее суждениями следовало соглашаться. Она обладала поразительным даром убеждения; она могла заставить вас согласиться с ней по любому вопросу, каким бы ни было ваше предыдущее мнение о нем и что бы вы ни думали, выйдя из студии.

Чем ближе был день показа, тем больше нервничала Шанель. Самые удачные ее творения создавались в стрессе последних дней. Часто казалось невозможным успеть к сроку и все выглядело так, словно многие платья оставались незаконченными. Тем не менее каким-то чудом в назначенное время все бывало готово. Накануне великого дня Шанель устраивала частный показ внизу, в «салоне», для себя и персонала; там она в последний раз осматривала платья и решала, как, в каком порядке их выгоднее представить. То, что не вписывалось в коллекцию, безжалостно отбраковывалось.

Частный показ напоминал генеральный прогон спектакля. Это была своего рода пантомима, в которой манекенщицы были актрисами, а платья – ролями. Игра выражалась через одежду; чем идеальнее было сочетание манекенщицы, платья и аксессуаров, тем ярче был общий результат и тем более неотразимая картина складывалась в голове потенциальных покупателей. Психологическая сторона была очень важна для Шанель. От ее внимания не ускользала ни одна мелочь. Она была так сосредоточена, что, если не считать нескольких последних замечаний, забывала даже говорить.

– Это платье нельзя включать в коллекцию, оно ни с чем не сочетается; отнесите его наверх, ко мне в студию, и уберите в шкаф. – Или: – Слишком коротко, плохо сидит на спине и плечах, нужно перешить. – Или: – Блузка не сочетается с юбкой, придется подобрать другую; отнесите весь ансамбль наверх. – Под конец она добавляла: – Принесите цветы; это вечернее платье нужно подчеркнуть чем-то ярким. А то, второе, старит; подколите на талии.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее