Великая русская революция, 1905–1921

Однако эта новая женщина – лишь зародыш будущего, а не само будущее. «Суровая действительность» современного капиталистического существования заставляет женщин подавлять в себе эмоциональность и в подражание мужчинам с опаской относиться к страсти, так как женщина прошлого все еще ведет борьбу за душу новой женщины. В любви она опасается, «как бы сила чувства не разбудила в ней дремлющие атавистические наклонности „резонатора“ мужчины, не заставила отречься от себя самой, отойти от „дела“, отказаться от призвания, жизненной задачи». В идеале влюбленная женщина, «избавляясь от плена любовного, удивленно и радостно выпрямляется». Но в реальном мире она вынуждена отдавать все свои силы борьбе «против „морального плена“ даже внешне свободного чувства. Это „бунт“ женщин современной переходной эпохи, еще не научившихся совмещать внутреннюю свободу и независимость с всепоглощающей властью любви». Это еще не будущее. Время, когда женщина сможет приобщиться ко всем «„земным“ радостям», не становясь их рабыней, только маячит впереди[630].

Коллонтай утверждала, что нашла «зачатки» этого будущего в жизни городского пролетариата: чтобы их увидеть, нужно «покинуть „культурные кварталы“ [города] с их утонченной индивидуалистической психикой и заглянуть в переполненные жилища рабочих, где, среди смрада и ужаса, порождаемого капитализмом, среди слез и проклятий все же пробивают себе путь живые родники». Коллонтай была знакома с суровыми реалиями повседневной жизни рабочих и их семей, включая презрение и жестокость, с которыми большинство рабочих обращалось с женщинами, и покорность большинства женщин. Но это, по ее утверждению, были лишь последние пережитки прошлого, а не «активные, творческие начала» в жизни рабочих, ведущие их к чему-то «новому», к чему-то за рамками «моногамно-собственнической семьи» и женского подчинения. В борьбе против капиталистического угнетения рабочие открывают для себя необходимость товарищеской солидарности и равенства – этических принципов, затрагивающих даже сексуальную жизнь рабочих. Это приводит Коллонтай к ее самому весомому аргументу: секс – отнюдь не побочный аспект пролетарской борьбы. На протяжении всей истории «сексуальный кодекс морали» составлял «неотъемлемую часть» идеологии всякого самоутверждающегося класса. В том, что касается рабочего класса, новая сексуальная мораль тесно связана с борьбой против капитализма и власти буржуазии: «Только с помощью творимых в недрах его новых духовных ценностей… удается этому борющемуся классу укрепить свои социальные позиции, только путем новых норм и идеалов может он успешно отвоевывать власть у антагонистических ему общественных групп»[631].

Сама «действительность» выгоняла женщин, принадлежавших к рабочему классу, из дома, заставляя их самостоятельно трудиться. В итоге только у женщины из рабочего класса «отстаивание своей личности совпадает с интересами класса». Женщины-пролетарки поняли, что старые «пассивные женские добродетели» служат помехой в борьбе за социальные преобразования, для которой нужна «восставшая против всякого порабощения „бунтующая“ личность»[632]. По крайней мере, именно так должно обстоять дело. К женщине следует относиться как к «самоценному человеку», как к «Человеку-Женщине»[633]. Чтобы реализовать это будущее, это утопическое «еще не существующее», бросающее вызов нынешней тьме мощным стремлением к новому, женщинам придется «вести борьбу на два фронта: с внешним миром и с глубоко сидящим в них самих наследием их прародительниц»[634].

В 1917 г., в первые недели после свержения монархии, Коллонтай стала одним из самых верных приверженцев Ленина (хотя вступила в большевистское крыло партии лишь во время войны) и его требований направить революцию в сторону советской власти и социализма. Ленин еще в Швейцарии поручил Коллонтай доставить его послание руководителям партии в Петрограде. После того как он сам вернулся в Россию, Коллонтай оказалась одним из немногих партийных лидеров, немедленно согласившихся с его «Апрельскими тезисами». По словам свидетеля, выступление Коллонтай на петроградском собрании в защиту призыва Ленина к немедленному выходу из войны и передаче всей власти Советам не вызвало «ничего, кроме издевательств, смеха и шума»[635]. Оптимизм Коллонтай по поводу возможного и невозможного, в 1917 г. подпитывавший ее радикализм и нетерпение, привел ее в самый центр событий. Ее выступления пользовались успехом на митингах и собраниях по всему городу, особенно у женщин. Она была избрана представителем большевиков в Центральный исполнительный комитет Петроградского совета. Ее пригласили в ЦК большевистской партии. Сразу же после Октября она получила портфель в первом кабинете новой власти в качестве народного комиссара общественного призрения, благодаря чему стала, как считала она сама, «первой в истории женщиной», вошедшей в состав центрального правительства[636].