19 марта он доложил, что Суворов просит разрешения носить в Петербурге австрийский мундир. Как и ожидал того Пален, это мнимое желание Суворова вызвало вспышку гнева у Павла.
Воспользовавшись удобным случаем, он тут же поспешил сообщить и о других нарушениях царской воли со стороны Суворова.
Затем он пустил слух о том, что муж дочери Суворова Зубовым, который был одним из участников заговора против Павла, снова плетет подозрительные нити против императора.
Пален добился своего, и 20 марта Павел по его совету издал приказ об отмене триумфальной встречи и потребовал от Суворова объяснений, почему он и его подчиненные нарушают военные уставы и его приказы.
Более того, Пален и другие заговорщики добились того, что по приезде в Петербург Суворову было заявлено от имени императора, что тот не желает с ним встречаться.
Да, настроенный заговорщиками против генералиссимуса, Павел был зол на него. Но именно он, император всея Руси Павел I во время похорон Суворова первым поклонился его гробу, весь день был мрачен и, просыпаясь ночью, повторял: «Жаль, очень жаль!»
Такова истинная историческая подоплека «плохого» отношения Павла I по отношению к Суворову. В результате русская военная доктрина сменяется прусской муштровкой, вводяться пукли, косы, парики, пудра, неудобные мундиры и штиблеты и начинается беспрестанная бездушная муштровка солдат.
«В общем, царствование императора Павла I, — делал вывод А. Керсновский, — не принесло счастья русской армии. Русская военная доктрина — цельная и гениальная в своей простоте — была оставлена. Мы покинули добровольно наше место — первое место в ряду европейских военных учений, чтобы стать на последнее мало почетное место прусских подголосков, каких-то подпруссаков».
Но по большому счету, все это мелочи по сравнению с тем же Сталиным, который перебил половину Красной армии.
Разборки с масонами
Став императором, Павел вернул из ссылок и тюрем Новикова и других масонов, наказанных Екатериной. Но это был акт скорее дружеского расположения к людям, нежели к масонам.
«Первое время по восшествии на престол, — писал современник, — Павел оказал покровительство масонам, особенно тем, которые, по его мнению, пострадали за него. На другой день после смерти Екатерины он освободил Новикова и всех замешанных в деле мартинистов. Кн. Куракин, кн. Репнин, Баженов, Лопухин были вызваны ко двору и щедро вознаграждены.
Затем были освобождены от надзора И. В. Лопухин и кн. И. И. Трубецкой, а И. П. Тургеневу было разрешено жить, где пожелают.
Вышел указ о возвращении из Сибири сосланного туда в 1790 году Радищева. Были повышены и отличены орловские масоны 3. Я. Карнеев и А. А. Ленивцев.
Получили повышение М. М. Херасков и И. П. Тургенев, а кн. Н. В. Репнин произведен в фельдмаршалы на третий день по воцарении Павла. Масоны торжествовали, но ненадолго».
Надежды масонов, что Павел будет послушным орудием масонства, не оправдались. Это то и послужило впоследствии главной причиной его трагической гибели и клевете на него при жизни после его смерти.
«Павел подражал, — пишет Саблуков, — Фридриху Прусскому и введенной им военной системе, но он сохранил полную самостоятельность своих взглядов и религиозных убеждений.
К счастью для Павла, он не заразился бездушной философией этого монарха и его упорным безбожием. Этого Павел не мог переварить и, хотя враг насеял много плевел, доброе семя все-таки удержалось».
Не смотря на свое вступление в масонскую ложу, Павел остался православным христианином. События во Франции еще более усилили его религиозность. Молясь Богу, он часами простаивал на коленях перед иконами в домашней церкви в Гатчинском дворце.
Большую роль в перемене взглядов Павла на масонство сыграли убежденные противники масонства Аракчеев и граф Ростопчин.
«Я, — рассказывал Ростопчин, — воспользовался случаем, который мне представила поездка наедине с ним (с Павлом) в Таврический дворец. Возразивши на одно его замечание, что Лопухин был только глупцом, а не обманщиком, как товарищи его по верованиям, я затем распространился о многих обстоятельствах, сообщил о письме из Мюнхена, об ужине, на котором бросали жребий (убить императрицу), об их таинствах проч., и с удовольствием заметил, что этот разговор нанес смертельный удар мартинистам и произвел сильное брожение в уме Павла, крайне дорожившего своей самодержавной властью и склонностью видеть во всяких мелочах зародыши революции.
Лопухин, успевший написать всего один указ о пенсии какой-то камер-юнгфере отправлен в Москву сенатором; Новиков, которого, по освобождении его из тюрьмы, император полюбопытствовал видеть, был затем выслан из Петербурга и отдан под надзор; священник Матвей Десницкий, впоследствии митрополит Петербургский, остался при своем церковном служении; но многие лишились прежнего влияния, потеряли всякое значение и стали жертвами весьма язвительных насмешек Государя».