Поняв, что Павел I не намерен делить свою власть с масонством и играть предназначенную ему роль царя-масона, русские масоны стали во главе враждебно настроенных к Павлу кругов дворянства.
Сделать это было не трудно. Почти девяносто пять процентов русских масонов того времени были представители аристократии и дворянства. Если не каждый дворянин был масоном, то почти каждый масон был дворянином.
Здесь хотелоьс бы сделать одно замечание. По своей сути дворяне играли в этих самых масонов от безедлья и очень надеялись на то, что новый император останется дворянским царем со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Но как только они неачали понимать, что Павел не только не будет их царем, но и начнет борьбу против них, они тут же заговорили об его помешательстве и о том, как избавиться от него.
Ну а что собой представляла гвардия, прекрасно показал Лев Толстой на примере графа Вронского в «Анне Карениной». Вместо того, чтобы служить стране, молодой, полный сил мужчина с утра дол вечера занят только своим романом.
И ведет он себя при этом так, словно у него нет ни службы, ни обязанностей, ни начальства. Захотел — уехал в Петербург за возлюбленной, захотел — с ней же в Италию. Надоело служить, ушел в отставку и продолжал бездельничать в своем имении.
Прочитайте десять раз роман, и вы не найдете ни слова о том, зачем вообще живет на белом свете этот человек, получающий огромные деньги ни за что.
Понятно, что как появилась угроза, обещавшая положить конец благополучию и паталогическому паразитизму всех этим вронских, они объеденились для борьбы с ней. А их опереточное масоноство было только ширмой.
Да и зачем им был нужен такой правитель, при котором, как писал немецкий драматург Ф. Коцебу, «народ был счастлив, его никто не притеснял, вельможи не смели обращаться с ним с обычной надменностью, они знали, что всякому возможно было писать прямо государю, и что государь читал каждое письмо. Им было бы плохо, если бы до него дошло о какой-либо несправедливости, поэтому страх внушал им человеколюбие. Из 36 миллионов людей по крайней мере 33 миллиона имели повод благословлять Императора, хотя и не все сознавали это».
Конечно, Коцебу преувеличивает, и даже при всем желании Павел не смог сделать того, чтобы основная масса народа могла благословлять его. Но в то же самое время несомненно и то, что народу в результате предпринятых Павлом мероприятий, стало жить легче, чем при Екатерине II.
«Народ был восхищен, был обрадован, приказания Его чтил благодеянием, с неба посланным, — писал видный масон А. И. Тургенев. — Дозволяю себе смело и безбоязненно сказать, что в первый год царствования Павла народ блаженствовал, находил суд и расправу без лихоимства, никто не осмеливался грабить, угнетать его, все власти предержащие страшились ящика…»
Когда же появилась необходимость оклеветать Павла I, Тургенев сменил тон.
«Первым геройским подвигом нового царствования, — к великому восторгу своих братьев по ложе писал он, — была непримиримая, беспощадная борьба с самыми страшными врагами русского государства: круглыми шляпами, фраками и жилетами.
На другой же день двести полицейских бегали по улицам и по особому распоряжению срывали со всех прохожих круглые шляпы, которые тут же уничтожались: у всех фраков обрезывались торчащие воротники, а жилеты разрывались на куски.
В 12 часов по улицам уже ни видно было круглых шляп, фраки и жилеты были уничтожены и тысячи жителей Петербурга спешили в свои жилища полунагими».
А. И. Тургенев постарался создать полное впечатление о бессмысленности этой борьбы с круглыми шляпами и фраками.
Но никакой бессмысленности в данном случае не было. Это было гораздо более осмысленное мероприятие, чем приказ Петра жителям Москвы, в течение нескольких дней переодеться из русского платья в немецкое.
Петр I решил переодеть жителей Москвы в иноземное платье только потому, что ему так захотелось. Павел I приказал отнимать круглые шляпы, жилеты и отрезать воротники с фраков, потому что все это было мундиром французских якобинцев.
Павел приказал снимать у русских якобинцев только якобинские шляпы, а французские якобинцы снимали головы у всех заподозренных в пристрастии к монархии.
Если бы во Франции тех дней приверженцы короля осмелились появиться в костюмах, принятых при дворе Людовика XVI, демонстрируя этим свою приверженность убитому королю, то за таковую демонстрацию они немедленно лишились бы головы.
Как на яркое доказательство ненормальности Павла Первого приводят факт, что однажды на параде он скомандовал не угодившему ему плохой выправкой полку:
— Шагом марш… в Сибирь!
На самом деле ни один из историков не смог установить название полка, которому Павел I якобы отдал такой приказ.
Врагами Павла распускаются слухи о том, что Павел сошел с ума. Всякий поступок Павла дополняется такими подробностями, ретушируется так, чтобы представить его полусумасшедшим.
Конечно, Павел не отличался постоянством характера и совершенно не неповинен во всех тех поступках, которые ему приписываются.