Пален, уговаривая генерала Свечина вступить в число заговорщиков, говорил ему: «Группа наиболее уважаемых людей страны, поддерживаемая Англией, поставила себе целью свергнуть жестокое и позорное правительство и возвести на престол наследника Великого Князя Александра, который по своему возрасту и чувствам подает надежды. План выработан, средства для исполнения обеспечены и заговорщиков много».
Лопухин, сестра которого была замужем за сыном Ольги Александровны Жеребцовой, утверждла, что любовница высланного Павлом I английского посла Уинтворта Жеребцова получила из Англии уже после кончины Павла 2 миллиона рублей для раздачи заговорщикам, но присвоила их себе.
Питт, стоявший во главе английского министерства, не отказывал в субсидиях, на выгодные для Англии цели на континенте, а Наполеон, имевший бесспорно хорошие сведения, успех заговора против Павла объяснял действием английского золота.
Павел чувствовал, что вокруг него творится что-то неладное. Он подозревал, что существует заговор против него, но не знал, кто его враги.
«Было до тридцати людей, — писал А. Коцебу в мемуарах, — коим поочередно предлагали пресечь жизнь Государя ядом или кинжалом. Большая часть из них содрогались перед мыслью совершить такое преступление, однако, они обещали молчать. Другие же, в небольшом числе, принимали на себя выполнение этого замысла, но в решительную минуту теряли мужество».
«Но отравление не было единственной опасностью, которая ему угрожала. На каждом вахт-параде, на каждом пожаре (например, в доме Кутузова), на каждом маскараде, за ним следили убийцы. Однажды на маскараде в Эрмитаже, один из них, вооруженный кинжалом, стоял у дверей, которые через несколько ступенек вели в залу и ждал Государя с твердой решимостью, чтобы его убить».
До Павла дошли слухи о деятельности против него английского посла Уинтворта, и в конце мая 1800 года он приказал тому покинуть Петербург.
Но было поздно. Император Павел был уже со всех сторон окружен заговорщиками.
Утром 7 марта Пален вошел в кабинет Павла.
— Господин Пален, — спросил тот, — вы были здесь в 1762 году?
— Был, Государь!
— При вас ли произошел переворот, лишивший отца престола и жизни?
— Я был свидетелем этого, но не участвовал в этом, я был очень молодым унтер-офицером Кавалергардского полка, но почему Ваше Величество спрашивает меня об этом?
— Потому, что кое-кто хочет повторить 1762 год…
«Я, — говорил позже Пален, — затрепетал при этих словах, но тотчас овладел собой и сказал:
— Да, Государь, это хотят сделать: я это знаю, ибо сам принадлежу к заговору.
— Что вы говорите?
— Да, Государь, я принадлежу к этому заговору и должен делать вид, что принадлежу к нему: мог ли бы я иначе знать, что замышляется, если бы не делал вид, что принадлежу к заговору. Но будьте покойны. Вам нечего опасаться: я держу все нити заговора в своих руках».
Затем Пален посоветовал Павлу наложить домашний арест на сыновей и привести их к присяге.
Как только Павел последовал его совету, Пален отправился к Александру и показал ему приказ об аресте.
— Но это, — тонко намекнул он, — не самое худшее, что ждет вас…
После долго молчания побледневший цесаревич дал согласие на участие в заговоре. Но тут же потребовал предателя поклясться, что жизни отца ничто не угрожает.
— Будьте покойны, Ваше Величесвто, — не моргнув глазом ответил Пален, — императора только арестуют…
«Я должен признаться, — рассказывал Пален Ланжерону, — что великий князь Александр сначала не соглашался ни на что, пока я не предложил дать ему честное слово, что никто не посягнет на жизнь его отца. Я не был так безрассуден, чтобы ручаться за то, что невозможно. Но нужно было успокоить угрызения его совести: я наружно согласился с его намерением, хотя был убежден в его не выполнимости».
В день убийства Павел спросил Палена, что надо предпринять для его безопасности. Пален указал на комнату, где находились часовые преданного Павлу полковника Саблукова.
— Я, — сказал предатель, — не ручаюсь за то, что может случиться, если Вы, Ваше Величество, не отошлете этих якобинцев и если Вы не прикажете заколотить дверь в спальню императрицы!
Павел приказал Саблукову увести своих солдат из дворца и заколотить ту единственную дверь, через которую он мог бежать.
«Мы, — рассказывал позже М. И. Кутузов, — сидели 11 марта вечером за ужином у императора. Нас было двадцать человек за столом. Он был весел и шутил с моей старший дочерью. После ужина он беседовал со мной. Посмотрев в зеркало, которое неверно показывало, он, смеясь, сказал: — Удивительное зеркало, когда я смотрюсь в него, мне кажется, что у меня шея свернута!»
В последний день жизни, 11 марта 1801 года, Павел позвал сыновей — Александра и Константина и приказал привести их к присяге.
После этой процедуры император пришел в хорошее расположение духа и дозволил сыновьям отужинать вместе с ним. Когда ужин кончился и все вставали из-за стола, Павел вдруг сказал: «Чему бывать, того не миновать!» И ушел в свои спальные апартаменты.