А. Ну да. «Палисадником», даже скорее рощицей, на небольшом холме, так странно и вроде бы не к месту замыкающем квадрат двора, Жанна с Алексом в год своего знакомства пользовались вовсю. Тут ведь больше и негде толком уединиться: повсюду чужие глаза, а за окраиной ― степь, терриконы… В этом смысле город на удивление мало изменился с тех уже довольно-таки давних пор, как программа «Ушинский-XXI» превратила его из захолустного умирающего промцентра в академический городок нового поколения.
Кривенькие деревца в этой роще и низкорослые, кустарник тоже неприхотливый, а потому густой, борющийся сам с собой за каждую пядь. Похоже, там и вправду прямо под корнями какие-то развалины. Помнится, очень неудобно было: сквозь почву и листья то и дело камни впивались, в спину и еще куда не надо, причем в самые не подходящие для этого мгновения. То есть, получается, не камни, а бетонное крошево.
Смущаться и краснеть по поводу этих воспоминаний совсем нечего. Она давно уже не «та приезжая девчонка, непонятно каким способом получившая университетский грант и сразу же положившая глаз на нашего золотого мальчика», а почтенная супруга этого золотого мальчика, мать его платинового сына и бабушка совсем уж бриллиантового внука.
Времена тогда были странные и смутные ― последний тандем, предпоследний майдан… Жанна в свои тогдашние даже не шестнадцать об этом, конечно, не задумывалась напрочь, а мамину повышенную осторожность воспринимала по привычной схеме «ох-уж-эти-взрослые-ну-что-они-вообще-понимают»: у нее и в мыслях не было, что они с мамой, вдвоем живущие на ее вундеркиндскую стипендию, тоже могут восприниматься как понаехавшие тут. А уж вежливо-каменные лица родителей Алекса она вообще скорее потом вспомнила, чем заметила прямо тогда ― да и в любом случае это для нее тоже были «ох-уж-эти-взрослые».
С некоторых пор она первоначальные чувства Алексовых родителей, в общем, начала понимать, пусть и с поправкой на успокоившееся время. А когда Сашка, в те же пятнадцать с половиной, учудил такой вот вундеркиндский дубль ― поняла и без «в общем». Да уж. Не сложись у нее тогда, в тот первый университетский год, совершенно безоблачные отношения с Алексовой прабабушкой…
Но они сложились. Жанна так ни разу старушку по отчеству и не назвала: «нет-нет, деточка, зови меня просто Риной, так мне самой удобней»… Даже на «ты» обращаться просила, но тут уж просто язык не поворачивался. Хотя для многих тогдашних тинейджеров это нормально было, для нынешних ― тем паче.
Ладно, дело прошлое. Как бы там ни было, вот он ― Шура, Шуреныш, Шуреночек: самый младший в семье, самый бриллиантовый из всех внуков планеты Земля и ее окрестностей.
– Ну, не велика проблема ― бетон… ― по инерции возразила Жанна, думая уже совсем о другом.
– Довольно велика, ― Рина грустно покачала головой. ― Размером с дом. Бывший, конечно, но шестнадцатиэтажный. Он тогда в городе только один такой был. Да и после уже не строили…
Жанна несколько секунд усваивала информацию. Собственно, ничего диковинного, просто иногда забываешь, НАСКОЛЬКО Санина прапрапрабабушка путешественница во времени.
– Так это… во время Межевой войны?
Старушка кивнула.
– И вы…
Снова кивок.
– Да, деточка, ― после паузы добавила Рина Вадимовна, ― я видела его изнутри. И дом, и бомбоубежище. То, которое в подвале. Там, под… под рощей и холмом. Глубоко.
Жанна оглянулась на внука. Он авторитетно объяснял что-то сверстникам, двум мальчикам и раскосой смуглокожей девочке: крылатая игрушка была в руках как раз у нее. Тот парень лицейского возраста, что лазил в кусты, тоже стоял рядом, прислушивался с любопытством и удивлением, кажется, не все понимая. Потом младшие закончили консилиум и принялись за дело: положили игрушку на оградку песочницы, склонились над ней, принялись оживлять. Взлететь это чудо детской техники пока не взлетело, но зажужжало почти сразу, а со следующей попытки и засветилось множеством огоньков.
Ладно. Образцовая бабушка ― хорошо и правильно, но это не единственная профессия. Жанна села на скамью, активизировала бланкет, вывела на голограмму окно «Гамбит Лужина». Страница четырнадцать.
– …Мы тут всегда жили, ― произнесла старушка странным голосом, словно извиняясь. ― И играть сюда же ходили. Даже когда этого… бетона не было еще. Площадки детской, правда, тогда не было тоже, а вот дворик ― был. Кирилл, Леночка, Марина… еще Лева ― но это за несколько лет до, потом его увезли… Заур, Ленка-младшая… Алекс… Ну и я.
– Да все в порядке, бабушка. ― Жанна наконец сообразила, в чем дело: Рина о времени Межи со своей правнучатой невесткой, приезжей и крепко послевоенного поколения, говорила редко, но когда это все-таки случалось, в голосе ее неизбежно появлялась виноватость. ― Бетон так бетон, заросли так заросли. Бабушка, я сейчас немного поработаю, можно? Как раз на эту тему, кстати. Ну так, краем.
– Конечно-конечно, деточка. Я за Алексом-наимладшим присмотрю, ты не беспокойся.