Великий Кристалл. Памяти Владислава Крапивина

Но новорожденно-старый песик в облачении футуристического робота не обращал на «мамочку» никакого внимания. По-насекомому растопырившись, замер перед группой детей и на что-то уставился. А потом громко пискнул. И снова. Не откликаясь на зов ― пищал, пищал, пищал. До тех пор, пока хозяйка, окончательно потеряв терпение, не подобралась, осторожно лавируя между детей, к нему вплотную, не подняла на руки и не унесла, укоризненно объясняя, до чего же он неправ.

Все это выглядело очень смешно, но Жанна на всякий случай привстала, пытаясь увидеть, что же так взволновало Юан-Ли. Ничего особенного на площадке не было. Мамаши и бабушки по сторонам, а в самом детском городке кучка детей ― и тот подросток.

– Бабушка, не помните, как того мальчика зовут? С кем он там вообще?

– О ком ты говоришь, деточка?

– Да вон же, лет пятнадцати ― вот, видите? Он там один. Я что-то забыла…

– Но там ведь, деточка, такого нет никого. ― Рина Вадимовна с удивлением посмотрела на Жанну. ― Все ― сверстники Алекса…

– Ко-го?

– Ох… ― Старушка слабо улыбнулась. ― Да, одно ведь имя. У нас в семье его дают мальчикам еще с… ладно, не важно. Я своего сына так назвала, он ― моего внука… Вот и ты этим заразилась, вижу… И Каролиночка наша рыженькая…

Хм. Внук ― это Алексов отец, то есть свекр: слово из маминого репертуара, без нее и не вспомнить бы. Да, он действительно тоже Алекс… Александр, хотя опять-таки поди вспомни с ходу: совсем это не тот человек, которого легко по имени называть. А Каролина ― Сашкина девочка (да нет, жена: пора бы уж привыкнуть). Уж они-то, детишки самостоятельные, точно ни с кем не советовались, какое имя дать своему раннему и внезапному отпрыску.

Подросток высился среди «сверстников Алекса», как гусенок среди утят, и не заметить его было… трудно. Кажется, Лейла со своим «вот как сдала, бедняжка» все-таки права.

У Жанны защемило сердце ― и она поспешно уткнулась в бланкет. Даже работать попыталась. Немного, пару минут всего.

А когда снова подняла взгляд ― оказалось, что этот самый паренек стоит прямо перед ними. Тощенький, бледный, странно и бедновато одетый ― впрочем, это, конечно, мода такая, стиль «refugee», ироничное псевдоретро.

Стоит и улыбается до ушей.

Если бы Рина Вадимовна и сейчас не заметила его, Жанне оставалось бы разве что тяжело вздохнуть и снова уставиться в голограмму. Но старушка, всем телом подавшись вперед, смотрела прямо на мальчишку.

И он ― на нее.

– Привет, Покойница!

Какой-то у него необычный говорок был, кажется, чуть ли не насмешливый, словно бы нарочито провинциальный. Жанна, всеми и всякими странностями на сегодня сытая уже по горло, невольно оглянулась, но позади них никого не было. Тогда она отложила бланкет и встала, исполненная неполиткорректной решимости преподать юному наглецу урок хорошего тона путем надирания ушей.

– Да ты что, все в порядке! ― Тот совершенно не испугался, а улыбка его была не насмешливой, а… ободряющей, что ли. ― У нее самой спроси, если хочешь.

– Ничего-ничего, деточка. ― Рина успокаивающе коснулась ее плеча. ― «Покойница», так и есть. Потому что Рина, Ирэн, Арина… та, которая Родионовна ― это «Ирина» все-таки. Богиня мира и покоя…

– Древнегреческая, ― кивнул подросток. ― А я получаюсь «Защитник мужей», то есть «Защитник людей» просто. Греки, когда были древними, только мужей-воинов за людей и считали. Нам это Метафора рассказывала. Про все наши имена.

– Метафора? ― тупо переспросила Жанна.

– Это наша новая по русскому, ― ответили мальчик со старушкой в один голос, с неуловимо похожим акцентом. И, покосившись друг на друга, одновременно прыснули.

– А еще есть страна Ирий, была то есть, у древних славян, ― словоохотливо продолжил «Защитник людей». ― Тоже, в общем… Нам про нее уже не Метафора, а Неолит рассказывал. Ну, историк.

Пару секунд Жанна стояла в полном и глубоком недоумении. А на третью секунду примчался бриллиантовый внук ― и ей стало не до разгадки этих ребусов.

Шурка требовал полного внимания и занимал все пространство вокруг, на пять метров и в трех измерениях. Он был слегка расстроен, ему что-то требовалось, но свои пожелания излагал с пулеметной скоростью, причем одновременно на английском, русском, немецком, новоукраинском и еще каком-то языке, который распознать не удалось ― возможно, это был как раз древнегреческий, если не марсианский вообще. Кивнул Рине: «Привет, пра!», обиженно сказал подростку «А вот и не вышло, Нэймсэйк!», схватил и мгновенно с хрустом умял румяное яблоко (предназначавшееся именно для него, но не в таком же темпе!), так же мгновенно, но благонравно вытер салфеткой губы и рожицу, улыбнулся столь чарующе, что бабушка с прапрапрабабушкой растаяли от умиления ― и, воспользовавшись этим, потащил Жанну к детскому городку.

Когда она сообразила, что подверглась похищению, между ней и Риной Вадимовной было уже метров двадцать. Со внезапным испугом оглянулась ― но старушка и странный мальчик беседовали, как лучшие друзья, не обращая на нее ни малейшего внимания. Вот уж правду говорит мама: «шо старэ, шо малэ»…