Какое-то время Жанна и Рина молча смотрели ей вслед.
– Вижу, деточка, тебе неприятно. ― Старушка нарушила молчание первой. ― А зря! Ты тоже в таком, только человеческом, будешь ходить. Я-то не успею, но вы с Алексом ― вполне.
– Бабушка, ради бога… Что вы вообще говорите?
– Дело говорю. А может, когда придет ваш срок, уже додумаются, как обходиться без такого. Ко времени младшего и наимладшего ― точно придумают.
– Без чего «без такого»? ― Жанна едва успела чуть притушить ярость, так что ответ ее прозвучал просто злобно. ― Это же все оболочка, «экзо» с датчиками, оно ведь не работает без тела и мозга! Даже сейчас получается, можно сказать, убийство щеночка ― вы что же, всерьез думаете, что в человеческом варианте такое кто-нибудь допустит?
– Убийство щеночка… ― задумчиво произнесла Рина. ― Но ты ведь знаешь, что это все-таки не так, да?
(Жанна знала, конечно. Ей еще полгода назад журнал «Знание ― жизнь» предложил вести полемическую колонку на эту тему ― и она мужественно спорила с неовеганцами четыре номера подряд, пока не обессилела. В конце концов, убеждать можно только того, кто готов слушать. А если человеку сквозь его зеленые очки не заметна разница между «наложением» и «вытеснением», и не ясно, что у трех-четырехдневного щенка, слепенького, неходячего, в коре еще просто нет той интегральной активности, которую даже теоретически можно вытеснять ― то какой уж тут спор.
Да, она знала. Знала и то, что в семье с большим интересом следят за этой ее колонкой: все-таки «Знание ― жизнь» ― нерядовое издание, мягко говоря. Но…)
– Но! ― твердо произнесла она.
– Да, ты права, конечно, ― голос старушки опять был странен, точно доносился откуда-то издалека. ― Пока не умеют делать искусственный носитель ― о… человеческом варианте, ты так сказала? ― даже думать неправильно. А то были у нас такие… думавшие…
Жанна, безошибочно распознав виноватый оттенок, погладила Рину Вадимовну по руке.
– Ладно, бабушка, ну его, тот носитель. Это как с копированием звука: записывать еще двести лет начали, качественно воспроизводить ― тоже лет сто, а сейчас уже и идеальные синтезаторы есть, но вот чтобы роботы в Ла-Скала или Мариинке пели ― до этого пока далеко. Так что все мы тут равны, все не доживем.
– Ох, деточка, по-твоему, это так много ― двести лет? ― Рина лукаво улыбнулась. ― Всего два раза моя жизнь, с совсем маленьким хвостиком. Кто бы мог подумать. У моего поколения, знаешь ли…
Старушка замолчала, а Жанна, сама не зная зачем, вывела на голограмму «Звукозапись», потому что двести лет ― это фигура речи, а на самом деле, наверно…
Но в открывшееся окно она даже не стала заглядывать. Потому что вдруг поняла: бабушка Рина сейчас, если можно так сказать, молчит очень странным голосом.
– А вот знаешь, ― именно в этот миг старушка вновь заговорила, причем голосом совсем не странным, только суховато, как будто давая справку, ― очень многие из нас прожили долго. Долго и хорошо.
– Что, из вашего поколения? ― Жанна всерьез удивилась.
– Да нет, что ты. Поколению-то не повезло. А вот те, с кем мы вместе видели этот дом и бомбоубежище в его подвале изнутри… не должно оно было выдержать, да мы ведь и не ждали такого… Когда «звездопад» по жилым кварталам бьет ― нам уже было известно, чем это кончается. Но ребята и девочки с нашего двора и из дома напротив: Марина и Кирилл, две Леночки, Заур… Так вот, они все ― почти все… Да, хорошо и долго. Я последняя, это правда. Но еще десять лет назад это было не так. Даже восемь лет назад. Лена-младшая ― помнишь ее?
Жанна действительно не то вспомнила, не то смутно представила себе: какая-то старуха, совсем древняя, на вид гораздо старше Рины, хотя ей тогда подумалось, что это, конечно же, невозможно. В парке, на лавочке. Точно, была такая встреча ― они с бабушкой обнялись и заплакали, а потом принялись болтать, захлебываясь и перебивая друг друга, как две школьницы.
Крылатая игрушка снова взлетела, жужжа чуть иным тоном ― и опять немедленно упорхнула туда же, в непролазные заросли перед бомбоубежищем. Малышня разочарованно взвыла ― но все тот же подросток с ангельским терпением опять полез в кусты, нашел, принес.
Повезло кому-то. Жанна, вообще говоря, больше не припоминала тут настолько примерных старших братьев. Кстати, чей все-таки он брат? На детской площадке этот парень появлялся часто, и давно он уже здесь… да, давно, не первый год… Но обычно сидит в сторонке, а если помогает, то сразу всем, так что ассоциировать его с кем-либо из малышей не получалось.
– Заинька! Солнышко! Ко мне, ко мне, ко мне, мой маленький! Домой-домой-домой, все, нагулялись. Вот мячик, вот! Иди к мамочке… Солнышко! Комнекомнекомне, ах ты ж зараза! ― Лейла чуть ли не танцевала на краю площадки, потрясала в воздухе мячиком и всячески звала к себе Юан-Ли, то улещивая, то гневно обращаясь к его совести.