Великий Кристалл. Памяти Владислава Крапивина

Жанна изо всех сил встряхнула свое чувство тревоги, отчего-то ожидая, что оно заговорит. Но чувство молчало, как убитое. Оно, конечно, право: ну что случится вот здесь, на этой площадке и посреди дня?

Да и в любом случае сопротивляться наимладшему все равно невозможно…

Остановились возле дерева на дальнем краю площадки. Там ждали давешние шестилетки во главе со смуглой девочкой, у которой уже глаза были на мокром месте. Она залопотала что-то на смеси русского и того самого неопознанного языка ― теперь стало понятно, что это, по-видимому, татарский. Жанна понимала ее через два слово на третье, но Шуренок частью перевел, частью сам объяснил: тот большой парень, Адаш, оказывается, помог им вправить «стрекозаврику» крыло и пообещал, что теперь-то игрушка будет летать правильно. А стрекозаврик снова полетел неправильно, заметался туда-сюда, врезался в крону вот этого страшенного дерева и исчез там. Совсем его не видно. Может быть, даже разбился. И не залезть туда никак.

Дерево, к счастью, оказалось вовсе не таким страшенным. Ах, извини, дорогое и красивое, за то, что ты сегодня надето. Эх, бабушка, где твои тридцать восемь… Ох, вот они. Все с тобой. Но как по деревьям лазать, тело еще помнит.

А вот и стрекозаврик. Шестикрылый, как серафим. Целехонек, просто застрял в развилке. Жанна, тронув его пальцем, включила функцию «полет» ― и отправила зажужжавшую, засветившуюся игрушку в проем между ветвей, навстречу восторженным воплям детворы.

Посмотрела ей вслед. Сквозь этот проем пустой бегунок рядом со скамьей было видно, а вот само «ЕЕ место» ― нет, закрывали его ветки. Зато хорошо получалось рассмотреть место прямо перед ним, где стоял тот парнишка. Должен был стоять. Сейчас там пусто.

Большой парень, который дважды доставал стрекозаврика из зарослей и вправил ему вывихнутое крыло. Адаш. Это для той девочки было сказано. А раньше, подбегая к ним, внук его назвал, кажется, по-английски… и точно не Defender’ом…

– Шур!

– Чего? ― «Алекс-наимладший» уставился на Жанну в негодовании: его душа и тело рвались за стрекозавриком, который сейчас выписывал над площадкой ровный круг.

– Этот взрослый мальчик ― ну, который помогал вам…

– Наменсбрудер?

– Как ты его назвал?

– Ба, ты что, немецкий тоже не учила? ― В голосе внука явственно прозвучали покровительственные нотки. ― Тезка же! Ну все, я занят…

И убежал.

Тезка. Жанна попыталась нащупать ногой опору внизу, не нащупала. Перехватив горизонтальную ветвь двумя руками, повисла, как на турнике, сделав ноги стальными для прыжка.

Тезка. Namesake. Если для татарской девчушки ― Адаш. Namensbruder, брат-по-имени…

По имени Алекс.

Алекс-андр. Защитник людей.

Спрыгнув, Жанна сразу окинула взглядом всю площадку. И, нещадно честя себя всякими памятными с детства словами, ни на один из европейских языков не переводящимися (да и на тюркские вряд ли), прислонилась к стволу дерева.

Все хорошо. Вон он, внук, несется за летающей игрушкой, прыгает через ограду песочницы, и дела ему нет ни до каких тревог. Вон она, старушка, сидит все там же, на скамье-кресле.

Ведь все хорошо! Что это ей, дуре, дуре, дуре, вдруг подумалось…

Если уж на то пошло ― вон и он, тот парень, в десятке шагов отсюда. Ну да, пускай Алекс. И что из этого? Не только в их семье Александры встречаются! Сидит на корточках, разговаривает с девчонкой чуть помладше себя, тоже в стиле «беженка» одетой, да и ладно: Жанна, слава богу, этим тинейджерам не мама и не бабушка, еще не хватало ― пусть хоть в рванине ходят, если у них такая мода, хоть вообще голые…

Стояла, прижимая ладонью бешено колотящееся сердце, успокаивалась понемногу. Вот же дура…

– А Леша и Ярик тоже с тобой? ― звонко спросила девочка. ― Те дурачки из «Перуновой дружины»?

(У нее был сходный говорок. А, вот в чем дело: ничего он не насмешливый, просто местный. Жанна его тут порой слышала ― правда, все больше у стариков, чье детство прошло в шахтерском городке, а не университетском центре. Но, значит, он и в следующих поколениях закрепился, пусть как редкость.)

– Нет, ― «тезка» помотал головой. ― Им сюда ходу не было, это я их навещал, там, где они… Но только первую пару лет. А потом их и там не стало. У них ведь все по-другому, они же по Перуновому обряду, ну, то есть как он им казался, черному…

– А ты, значит, иначе, ― не спросила, а констатировала его собеседница.

– Иначе. Без обряда без всякого вообще. Это на самом деле нетрудно. Просто взять и остаться снаружи. За вас за всех ― чтобы каждому хорошо и надолго, пусть там хоть «звездопад», пусть зачистка потом… Ну и зажмуриться напоследок тоже разрешается. Остальное уже мелочи.

– Надолго… ― задумчиво произнесла девочка. ― И вправду.

Паренек коротко глянул на нее ― и тут же уставился в землю. Густо, по-свекольному покраснел:

– Я… это… Ну ладно, да, на тебя я особо загадал. А что, нельзя было? Скажешь ― нельзя?