Великий Моурави 1

- Хорешани говорит: раз замуж за любимого не выдали, нарочно старику

руку отдала, чтобы Дато сердцем владел. Смелая княгиня. К Русудан часто

ездит, дружны... Значит, царя с трудом можно видеть? Выходит, он пленник у

Шадимана?

- Тонко делает, царь не замечает. На охоте напомни о себе. Кругом слуги

Шадимана, мою охрану тоже своими людьми заменить хотел. Я Луарсабу намекнул,

какая в этом опасность. Очень сердился Шадиман, но Луарсаб сказал: "Стражу

Баака менять не буду, наследственная. Как деды поступали, так навсегда

останется". Неблагодарная царица тоже требовала смены. Даже меня хотели

удалить. Много про нее знаю, неприятно... Осторожнее будь, Георгий,

Херхеулидзе трудно уничтожить, а с азнауром стесняться не будут. Смотри

работу Шадимана. По Картли одни стоны слышны, смеяться народ разучился, а

сказать царю никто не смеет, знают, не поверит и врагом сочтет, кто о

Шадимане плохое скажет.

- Спасибо, Баака, ты лучший друг нам... Совет крепко запомню.

Три дня прожил Саакадзе в Тбилиси, в собственном доме, купленном для

него Нугзаром, но, как предсказал Баака, он не был принят Луарсабом. Царевич

Вахтанг, ближайший к царю придворный, заявил:

- Царь занят, и до охоты приема не будет.

Недоступность замка привела князей к встречам вне Метехи, и само собой

вышло, что днем аристократы стали выезжать на прогулку в ущелье Круасани.

Здесь показывали наряды, коней, а по вечерам собирались у Мухран-батони в

роскошном доме, в шутку прозванном маленьким Метехи.

Узнав об этом, Мариам рассвирепела, она рассчитывала, что княжеские

фамилии будут всячески домогаться разрешения попасть на ее малые приемы.

Но благодаря веселью в гостеприимном доме Мухран-батони вся знать

собиралась там, и приемы Мариам заметно стали пустовать.

Мариам разразилась угрозами, но Шадиман насмешливо напомнил о

невозможности воспретить Мухран-батони не только принимать гостей, но и

самому ездить в гости.

Саакадзе сразу был замечен на шумном вечере у Мухран-батони. С

любопытством рассматривали его богатый наряд. Двухлетняя давность не вырубила

из памяти странного брака Русудан, после которого молодые ни разу не

посетили Метехи. Приездом Саакадзе заинтересовались, его окружили,

расспрашивали о причине отсутствия Русудан. Георгий уверял, что Русудан

удерживает дома любовь к первенцу, а пережитая радость сделала ее еще

прекраснее. Восторженность Саакадзе вызывала у княгинь одобрительный смех.

Саакадзе быстро подошел к вошедшей Хорешани. Она имела свободный доступ

в Метехи и с удовольствием делилась новостями.

- Что, царь занят? Ха-ха-ха!.. Да, конечно, занят. В Метехи настоящая

война. Нестан выбилась из сил. Весь Метехи горит в пламени ее волос. Гульшари

знает, что больше всего Луарсаб любит золотое пламя, и если б не осторожность

Нестан, давно бы отрезала ее пышные косы. Уже два раза поймали девушек

Гульшари с ножницами в комнате Нестан... Как били! Говорят, одна с тремя

глазами вышла. Луарсаб весь день хохотал. Очень понравилось. Нестан тоже не

голубь. Гульшари нарядами хвастает. Платьем зеленым, вышитым розовым бисером.

Луарсаб восхищался. Весь замок сладкими словами платье хвалил. Вчера Гульшари

хотела надеть, а платье... скажем, не медом выпачкано... Гульшари бешенство

охватило. Своих девушек чуть не убила, почему покои плохо берегли. Девушки

клянутся, мамка Нестан - ведьма, в пчелу превратилась, незаметно влетела...

Царица? Конечно, ненавидит Нестан. Шадиман тоже. Давно бы убили, но Луарсаб

поклялся: если с Нестан случится несчастье, весь замок разгонит. Видеть

Нестан? Зачем, Георгий? Большое дело? Хорошо, скажу... Не беспокойся, знаю,

никто не услышит... Почему вместе с Дато не приехал? Хочешь, Луарсабу о нем

напомню? Еще рано? Можно подождать. Смотри, светлейший Симон прибыл. Первый

раз его здесь вижу, князей задабривает. Все хочет попробовать, мягко ли

сидеть на престоле Картли...

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Картли румянится. Балконы раскрашены дешевой розовой, голубой и желтой

краской. Изгороди выправляют согнутые ребра, улицы разглаживают морщины,

площади покрылись красным песком, мосты вытягивают каменные спины. С плоских

крыш свешиваются паласы, с темных перил - пестрые ткани. У низких дверей

лежат медвежьи шкуры.

В кипучих зеркалах рек отражаются подрумяненные города и деревни.

В жилищах - спор, мольба, плач: сборщики вытаскивают отобранное

имущество.

На базарах - крики, брань, угрозы: нацвали и гзири седлают чужих коней,

режут чужих баранов, солят чужой сыр, жарят чужих птиц, пекут чужой чурек.

По встревоженным улицам скачут охрипшие гзири, нагайки высвистывают

приказания.

Картли румянится. Торопится к радостной встрече с царем.

О нетерпении народа доносят гзири своему тбилисскому начальнику, тот в

свою очередь начальнику царской охоты, начальник царской охоты - начальнику

замка, начальник замка - Шадиману, Шадиман - царю.

Царь торопится. Приказывает казнохранителю наполнить кисеты.

Казнохранитель призывает меликов. Мелики - нацвали, нацвали - старост

амкарств и деревенских сборщиков. Кисеты наполнены.

Луарсаб торопится выполнить обычай предков и познакомиться с полученным