Великий Моурави 1

боярином Татищевым, приказал обстрелять турецкие ряды.

Такая охота и отсутствие ожидаемой помощи сильно беспокоили Татар-хана,

и, потеряв самообладание, он вывел войско на открытую долину.

- Саманная голова! - невольно вскрикнул Димитрий и, увлекая за собой

дружину, пронесся навстречу. С правого фланга ринулся царь. Яростно дрались

дружины.

Саакадзе, клином врезавшись с ностевской дружиной в центр вражеских сил,

не давал Татар-хану выровнять линию флангов. Вновь закипевшая сеча не

помешала Саакадзе зорко следить за картлийскими войсками и ежеминутно

посылать к князьям и азнаурам гонцов с приказаниями.

Рев, свист мечей, сабель, стрел, ржание коней. Но не это заставило

дрогнуть после четырехчасовой битвы бесстрашного Татар-хана.

С левого фланга бешеным потоком неслись свежие арагвинские дружины

Нугзара и Зураба. Татар-хану в кровавом тумане они показались несметными, и

только быстрота коней могла спасти его и треть войска. Пешие, бросая оружие,

бежали в окружные леса. Каждый думал только о своем спасении. Но наперерез

им уже мчался Гуния, ведя за собой тваладские сотни. Мольба о пощаде только

разжигала картлийцев. Тысячи голов падали на горячую землю сурамских полей.

Внезапно на крутых отрогах, со стороны деревни Брбона, появились новые

турецкие силы. Татар-хан облегченно вздохнул, но тут же в отчаянии до боли

стиснул рукоятку ятагана. Бахчисарайское знамя с полумесяцем, словно

подбитая зеленая птица, плашмя падало в ущелье, куда, преследуемые княжескими

дружинами, теряя строй и оружие, скатывались всадники в турецких доспехах.

Картлийские воины и ополченцы встретили теснимых турок яростным воем...

Случилось необъяснимое: многотысячное войско Татар-хана было побеждено.

Турецкий военачальник шел на Картли, не предвидя новой стратегии Саакадзе,

сосредоточившего в своих руках единство военных действий. Картлийцы

беспощадно преследовали бегущих. Кони вязли в кровавой грязи.

Это была месть народа за многовековую тиранию. Последними вернулись

царь и Саакадзе с "Дружиной барсов" и тваладскими сотнями. Дружинники вели

за собой по нескольку коней.

Тысячи зажженных факелов и крики восторга встретили победителей. В этот

момент, казалось, стерлись все грани. Опьяненные небывалой победой, картлийцы

целовались запекшимися губами. Обнимались даже враждующие между собой князья.

- Ваша, ваша царю Луарсабу!

- Ваша, Великому Моурави - Георгию Саакадзе!

Царь обнял и крепко поцеловал Саакадзе. Сняв перстень, царь хотел надеть

на палец Саакадзе, но руки исполина не походили ни на чьи руки в Картли.

Кругом засмеялись. Саакадзе, поцеловав, надел перстень на эфес шашки,

крепко стянув лентой.

- Пусть подарок царя всегда напоминает о Сурамской битве.

Забыв усталость, до полуночи ликовали победители. На стоянке у царского

шатра желтела пирамида из тысячи турецких голов. И вокруг пирамиды под музыку

и пляску пировали картлийцы.

Следующий день прошел в поисках врага, но уцелевшие уже перешли границу.

Только воинственные женщины в течение нескольких дней отыскивали в лесу

скрывавшихся турок и в знак позора и поучения, дабы больше не приходили,

обнажали их, а из великодушия и жалости к ожидающим матерям, женам и сестрам

указывали дорогу к границе.

Один янычар в благодарность за возвращенную ему одежду сказал женщинам,

что если бы не проклятый старик, заведший их на Гостибские высоты, то грузины

не одержали бы победы. Старику, конечно, там сняли голову.

Разведочный отряд Эрасти отправился на Гостибские высоты. Через

несколько дней Эрасти признал в обезглавленном старике известного картлийским

деревням Бадри, пользовавшегося за прозорливость суеверным уважением.

Царь приказал похоронить его на Гостибских высотах и поставить памятник

- часовню с надписью на дверях: "Не пожертвую вечной жизнью временной, не

буду предателем царя и отечества".

До поздней ночи подсчитывали добычу - брошенный Татар-ханом караван с

трофеями персидской войны: мешки с серебром, с золотом в изящных изделиях,

серебряные и золотые шашки, сабли, дротики, копья и табуны коней с седлами.

По совету Саакадзе в этот же день был отправлен подарок шаху Аббасу: отбитые

пленники-персияне, три тысячи турецких голов, надетых на пики, конь

обезглавленного голубоглазого паши с золотым седлом и саблей, украшенной

драгоценными камнями, тысячи дротиков.

Это был политический намек на мощь Картли. Шах Аббас, радуясь поражению

ненавистного врага, так и оценил смысл подарка. Он еще раз убедился в

правильности своего выбора и решил теснее связаться с Саакадзе.

И народ понял значение своей воли и уверовал в непобедимость Великого

Моурави.

Огромные трофеи обогатили царя, князей и даже азнауров, но Саакадзе

свою долю просил царя раздать добровольным дружинникам, пришедшим из

картлийских глубин. По настойчивому совету Саакадзе, царь, отпуская домой

крестьян, объявил: все участники этой войны будут освобождены от подати на

год.

Зная, сколько средств затратил Саакадзе на войну, князья поразились его

бескорыстию.

Луарсаб особенно наградил "Дружину барсов", зачислив Дато и Ростома в

свою свиту с правом свободного входа в Метехи, а остальным азнаурам дал