Великий Моурави 1

слышал, как нетвердо шагал по двору тоже не спавший Димитрий.

Царь собирал все средства для богатого приданого Тинатин. От введенного

единовременного налога кряхтела вся Картли: из деревень сгоняли коней,

верблюдов, от купцов тянули шелк и бархат, от амкаров - монеты.

Царь знал: только богатым приданым, пышной свитой и блеском княжеского

посольства внушит он уважение к Тинатин и обеспечит ей при дворе шаха Аббаса

почетное место царственной жены...

Нугзар тщательно готовился к поездке в Иран. Арагвская свита блистала

дорогим оружием, тонким сукном и бархатом. Пятьдесят рослых дружинников на

серых конях с зелеными чепраками сверкали молодостью и силой. Нугзар,

показывая царю на главном метехском дворе свою свиту, говорил о своем давнем

желании угодить царю Георгию, сыну Симона I, которому многим обязан, и

просил принять в подарок для Тинатин пять верблюдов, нагруженных шелком.

Но и остальные князья решили явиться к шахскому дворцу в блеске своей

знатности и, соперничая друг с другом, заполнили Метехи богатыми подарками,

пышными свитами, бряцанием оружия, разодетыми дружинниками, шелковыми

знаменами на золоченых древках.

Царь с удовольствием осматривал великолепное посольство.

Яркий день блестел на пышном караване. Звон Сиона расплывался в голубом

воздухе. Торжественное молебствие окончилось. Посольство и княжеские свиты

уже на конях окружили пышный паланкин, водруженный на верблюда. Саакадзе

поспешно раздвинул занавеску паланкина, княгиня Турманидзе вынесла на руках

помертвевшую Тинатин. Вопль царицы повис над широким двором Метехи. Кони

торопливо зацокали подковами по серым плитам.

В глубине сада, обняв шершавый дуб, рыдал Луарсаб.

Горы змеями вились вокруг Тбилиси. За синими дымами, нахлобучив белую

папаху, угрюмо дремал Казбек.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

На бархатной подушке, отражая в овальном зеркале еще влажные шафрановые

ногти, покоились властные руки.

Цирюльник благоговейно намыливал упрямые скулы. У золоченого кресла

сирийские мамлюки застыли с затканной, сверкающей камнями одеждой шаха. На

золотом подносе, свернувшись змеей, лежала розовая чалма, мерцая

бриллиантовым глазом.

Шах Аббас ждал картлийское посольство. Он давно проник в тайны "Черной

и белой книги", его давно перестали волновать красавицы, наполнявшие

давлетский гарем. Заботы об Иране смешивали в чаше Джемшида синие глаза

критянок, узкие - индусок, продолговатые - армянок, загадочные - египтянок,

пламенные - черкешенок, и миндалевидные глаза Тинатин притягивали "льва

Ирана" к северным тайнам, а не к южным утехам.

Восемнадцать лет из тридцати пяти прозвенели ударами меча.

Полчища османов, аравитян, узбеков, мавров разбивались о несокрушимую

волю "льва Ирана", и уже великолепная Индия трепетала перед ревом персидских

кулиджар.

Пышность, с которой картлийский царь посылал свою дочь, льстила

самолюбию шаха, и, мало заботясь о царевне, но больше о том впечатлении,

какое произведет эта церемония на знать и майдан, он устроил Тинатин

"праздничную" встречу.

Исфахан разоделся коврами, пестрыми шалями и тонкими тканями, сверкая

белыми и мозаичными мечетями. От городских ворот до Давлет-ханэ извивалась

в ярких одеждах ферраши - шахская стража. За сомкнутыми рядами теснились

несметные толпы. На плоских крышах колыхались воздушные чадры. По улицам

сновали продавцы сладостей и холодной воды; их крики сливались с нетерпеливым

гулом.

Еще утром, после первого намаза, навстречу картлийскому посольству

выехали знатнейшие ханы, окруженные величавой свитой. За ними, звеня

серебряными колокольчиками, важно переступали цугом в дорогих запряжках семь

белых верблюдов - шутюр-баад, покрытых красными бархатными попонами и

украшенных голубыми бусами, бубенцами и золотыми лентами. На четвертом

верблюде возвышалась золоченая кибитка с плотно завешенными шелковыми

занавесками. Там сидела принцесса Зерам, выехавшая принять от Картли невесту

брата.

На остальных верблюдах, оседланных золотыми седлами, сидели сыновья

знатнейших ханов, окруженные свитой и телохранителями.

В нескольких верстах от города караваны сошлись. Короткий отдых в

загородном шахском дворце - и принцесса Зерам накинула на Тинатин белую

вышитую чадру. Торжественный момент навсегда разъединил Тинатин со всем

миром. Пересев с принцессой и княгиней Турманидзе в золоченую кибитку,

невеста забилась в рыданиях, но из-за звуков флейт, рева верблюдов, ржания

коней и исступленных криков приветствий никто не расслышал горестного плача

девочки.

Персидская знать, соперничая блеском и изяществом манер с грузинами,

окружила белых верблюдов.

Караджугай-хан, гарцевавший на берберийском скакуне рядом с Нугзаром

Эристави, ведя утонченную беседу, заинтересовался "исполином", выделяющимся

даже в скромной одежде. Эристави отозвался о Саакадзе в самых лестных

выражениях. Караджугай-хан внимательно посмотрел на Саакадзе.

Тинатин, красивая и кроткая, сразу пленила сверстниц-принцесс. Но

законные жены настороженно смотрели на новую соперницу: они не имели сыновей,

а рождением сына грузинка может покорить сердце шаха. Наложницы не

удостаивались ревности законных жен... Собранные из чужих стран красавицы не