картлийским царевичем Луарсабом.
- Церковь одна, неисчислимое приданое, для охраны царевны Годунов
обещает стрелецкое войско, но когда много дают, надо быть осторожным, и
мудрый царь Георгий, сославшись на юность Луарсаба, отложил переговоры на
сто восемьдесят солнц: за это время выяснится, в какую сторону выгоднее
Картли повернуть коня.
Положение оказалось серьезным, и послы не знали, важнее ли добиться
руки Тинатин, желаемой шахом только наперекор планам Годунова, или другим
способом добиться разрушения намерений русийского царя внедриться в
Гурджистан и... коварно подобраться к Ирану.
Ничем не выдавая планы шаха Аббаса о совместной с Борисом Годуновым
борьбе против Стамбула и о расширении торговых отношений между Ираном и
Русией, Карчи-хан высказал восхищение осторожностью картлийского царя, не
принявшего решения без совета великого шаха Аббаса, который, конечно, не
пожелает породниться с нецарственным царем Годуновым. Картлийцам придется
выбирать... А воображение мудрейшего князя Шадимана оказалось наполовину
скромнее воображения шаха, но раз Картли больше не просит, невежливо послам
быть навязчивыми. Только относительно вооружения шах будет настаивать на
восьми тысячах: персияне любят это число... Оно поможет дальнейшим победам
"льва Ирана" над турецким полумесяцем... А для царицы шах-ин-шах выбрал сам
индийское ожерелье - каждая жемчужина подобна миндалю.
- До нас дошло, - вставил Эреб-хан, - давнишнее желание царицы. Ведь
царь Георгий другой женщине преподнес такое украшение... "Лев Ирана" решил
успокоить царицу... Тебе, князь, особенно будет приятно лично известить
царицу об этом...
Эреб-хан молодцевато выпрямился.
- Не меньше удовольствия доставляет мне, любезные ханы, лично передать
вам решение царя: после привезенного калыма и грамоты на Лоре, скрепленной
клятвой, подписью и печатью великого шаха Аббаса, царевна Тинатин будет
готова к путешествию в Исфахан.
Ханы запротестовали - они рассчитывали на удовольствие вернуться в
Исфахан с царевной.
Шадиман сослался на обычай Грузии, требующий не менее двух приездов
макреби - свадебных посольств, - дабы соседние царства поспешность не сочли
за пленение. Необходимо также приготовить приданое и свиту. А завтра для
спокойствия князь Бартом передаст благородным ханам запись с перечислением
обусловленного, ибо на память не следует рассчитывать: она изменяет чаще
женщин.
Эреб-хан, отбросив чубук, осведомился у Шадимана, не рассчитывает ли
князь свитой Тинатин обогатить шаха?
- Обогатить шаха можно только лишней женой, - со вздохом ответил
Шадиман, - но я надеюсь, великодушный "лев Ирана" не будет препятствовать
грузинкам изредка приезжать в Картли для личного уведомления Метехи о
здоровье Тинатин.
Глаза ханов скользнули по непроницаемому лицу Шадимана, и Эреб-хан
выразил уверенность в уступке шаха понятному желанию царицы Мариам.
Шадиман мягко посмотрел на серебряный месяц, склонившийся над Махатскими
холмами, на нежную поволоку тбилисского неба и предложил опорожнить последнюю
чашу в честь окончания свадебных переговоров. Он посоветовал получше
отдохнуть ввиду предстоящей в честь благородных ханов большой охоты и
состязаний на мечах молодых князей.
Шадиман встал:
- Да будет усладой ваш отдых под кровлею царя Картли.
Ханы на любезный намек Шадимана об их полной безопасности рассыпались в
ответных пожеланиях, но лишь Шадиман вышел, уныло стали обсуждать положение
дел. Шадиман ясно дал понять: без обусловленного калыма Тинатин не выдадут
и не разрушат союз с Русией.
- Шах Аббас должен быть доволен, - докончил Карчи-хан.
- Доволен? - переспросил Эреб-хан. - Знай, доверчивый советник: каждому
правоверному безопаснее держать голову в шлеме, чем в шахском дворце.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Приготовления к отъезду Тинатин заканчивались. Маленькая Тинатин,
вначале ощущавшая только ужас перед страшным шахом, под влиянием Шадимана
стала считать себя избранницей бога, обреченной на жертву во имя родины, и
твердо решила понравиться шаху и служить многострадальной Грузии.
Георгий X, видя перемену в настроении Тинатин, еще больше проникся
доверием к Шадиману, уже с полной властью первого советника царя
распоряжавшемуся в замке.
Тинатин жадно впитывала в себя нежность Луарсаба и любимой подруги
Нестан, проливавшей потоки искренних слез. Заметное внимание Луарсаба к
Нестан тревожило Астандари: желтая лиса еще потребует обратно драгоценности
Иллариона.
- Она у меня как чирий на носу, - жаловалась Астан матери.
Выслушав жалобу, Нино решила избавить дочь от напрасных неприятностей.
Царица ухватилась за идею Нино не разлучать Тинатин с любимой подругой,
тем более, что Шадиману тоже не нравилось внимание Луарсаба к Нестан.
Над остроконечной башней бархатными лохмотьями закружились ласточки.
- Хорошая примета, - прошептала, крестясь, мамка.
Девочка быстро оглянулась: в узкую дверь осторожно протискивался Дато.
Тонкая красота и беспомощность Нестан взволновала Дато. Он поцеловал
рукав Нестан и проникновенно сказал:
- Княжна, я видел твоего отца... Князь уехал в далекое путешествие, в
страну голубого спокойствия, и я поклялся ему в верности Нестан Орбелиани.