Великий Моурави 1

были царевнами или знатными персиянками, и хотя недавно наложницы подарили

повелителю двух мальчиков, которым шах Аббас дал имена Худабанде мирза и

Имамкули мирза, но, надеясь иметь сына от законных жен, ни одного из них не

назначил наследником.

В Иране не было незаконнорожденных детей. И даже в шахском дворце, при

отсутствии наследников от законных жен, престол наследовали сыновья наложниц

и даже прислужниц, и только если и тут шаха преследовала неудача, престол

переходил к ближайшему родственнику шахской крови. Поэтому шахский гарем

полон коварства, ненависти и страшной опасности для всех от всех, и не

удивительна тревога его при появлении каждой новой женщины... А Тинатин,

вдобавок царевна, прибывшая с такой пышностью, вдвойне опасна: она - равная

шаху.

"Но, - думали законные жены, - если аллаху неугодно будет дать им сына,

то лучше пусть будущий шах родится от дочери царя, чем от наложницы, которая,

как мать наследника, возвысится над всеми..."

И наружно Тинатин была встречена сералем шумной радостью, ибо, кто

дорожит жизнью, тому должно нравиться все, угодное шаху...

Эмир-Гюне-хан, сопровождаемый мехмандаром и толпой дворцовой свиты шаха

Аббаса, показывал картлийскому посольству Давлет-ханэ. С изумленным

восхищением смотрели грузинские князья на роскошь шахского дворца, все

виденное казалось им сном, сказкой из "Тысячи и одной ночи".

Саакадзе был скорее поражен, чем восхищен. Он подумал: "Сколько же рук

должен иметь каждый персиянин, чтоб окружить своих шахов таким богатством!"

Эмир-Гюне-хан, довольный достигнутой целью поразить картлийское

посольство, любезно пригласил их пройти в следующие залы, где почетные гости

сумеют познакомиться с доблестной историей Ирана.

Коричневые руки поспешно распахнули золоченые двери, и картлийское

посольство вошло в табак-ханэ. Под глубокими нишами переплелись причудливые

орнаменты и фрески. Лазуревые стены бисутунской надписью увековечили подвиги

царя Дария Гистаспа.

Боковые стены пестрели величавыми сатрапами в желтых, синих,

красно-оранжевых и золотых с черным одеждах, преподносящими киликийских

коней и слоновую кость Эфиопии Артаксерксу III - покорителю Египта.

Стража распахнула черные двери, и посольство, преувеличенно громко

выражая восторг, проходило большие и малые залы с изображениями звезд, птиц

и цветов в голубом тумане потолков. Золоченая лепка запечатлела шахские

подвиги: шах придушил льва, заколол грифона, принял данников и укротил

вздыбленного крылатого коня.

Последний зал, выложенный треугольниками разноцветных зеркал,

фантастически расцвеченный через цветные стекла овальных окон, примыкал к

"деке" - крытому двору.

Эмир-Гюне-хан, выждав, пока картлийцы насытятся великолепным зрелищем

фантастического зала, вежливо пригласил их последовать за ним в диван-ханэ,

где шах Аббас благосклонно примет посольство. Войдя в диван-ханэ, картлийцы

с новым изумлением стали осматривать индусские восьмиугольные столики, узкие

с высокими спинками кресла, круглые подставки с инкрустациями из слоновой

кости.

В торжественном молчании мехмандар стал расставлять картлийских послов

перед шахским троном, каждого на заранее отведенное для него место.

Подавленные ослепительной роскошью, растерянные и смущенные, картлийские

князья с благоговейным страхом стали ждать выхода обладателя сказочных

богатств.

И когда показался коренастый шах, телосложением напоминавший персидского

пехотинца, картлийские князья, словно перед божеством, склонились ниц.

Шах медленно взошел на трон и снисходительно ответил на раболепные

приветствия картлийских князей. Нугзар, как начальник посольства, говорил

первым. Он от имени Георгия X благодарил за честь, оказанную царевне Тинатин,

и выразил надежду, что родственные чувства, священные для двух стран,

продлятся веки вечные. Андукапар уверял шаха в преданности картлийских

князей, всегда готовых обнажить саблю на общего врага, и просил шаха не

оставить князей без милостивого высокого внимания.

Говорил старый князь Диасамидзе, рассыпался в уверениях Заза Цицишвили,

блистал остроумием Мирван Мухран-батони.

Шах Аббас измерил взглядом пышное посольство, блеск богатых одежд,

оружие, усыпанное драгоценностями, и проникся уважением. "Такой народ, -

думал он, - лучше взять не войной".

Вслушиваясь в изящные персидские речи грузинских князей, шах остановил

пронизывающий взгляд на Саакадзе. Али-Баиндур прав, этот может пригодиться

больше других.

Мирван, заканчивая приветствие, намекнул о ликовании Картли по поводу

мудрости царя Георгия X, всегда предпочитающего союз с любимым Ираном

домогательствам других стран.

После обеда у шаха посольство разошлось по отведенным помещениям для

отдыха и сна.

Утром картлийское посольство вновь собралось в зеркальный зал, где их

ждал Эмир-Гюне-хан. После обычных приветствий посольство направилось в

крытый двор, выложенный глазурованными изразцами и предназначенный для показа

иноземным гостям породистых коней, разукрашенных дорогими седлами, а также

для приема и раздачи подарков. Шах Аббас милостиво выслушал приветствия

картлийского посольства.