опираясь о меч. - Пусть мы против него, но уважать Великого Моурави всегда
будем! За ним Сурами и Марткоби! Да, ты,
Зураб, кажется, интересовался, куда скрылся Фиран? Когда я лежал под столом,
напоенный тобою, я слышал разговор
Фирана с Квели. Им вдруг показалась подозрительной твоя необычная веселость.
Потом я уловил отдаленный топот коней.
Могу с уверенностью сказать, - Микеладзе изысканно поклонился, - Фиран скачет к
Мухран-батони просить подкрепления
против тебя. Кстати, там гостит Саакадзе. Думаю, "барс" не упустит случая
повидаться со своим отважным шурином. А
храбрый Квели Церетели поскакал к Липариту, который никогда не отказывает в
помощи пострадавшим.
- Я ничего не боюсь. Пусть попробуют взять Схвилос-цихе! Крепость
славится неприступностью, под моим
знаменем она недосягаема, как луна.
- Ты, Зураб, забыл, что Фиран проведет защитников тем же путем, которым
сам воспользовался. Путь надежный.
Даже твои головорезы профазанили завидную добычу. Потом еще запомни: замок Арша
неприкосновенен! Мы, княжеское
сословие, берем под свою защиту вдову Андукапара, княгиню Гульшари.
- Цицишвили прав, но еще такое запомни, - Палавандишвили вперил суровый
взгляд в Зураба: - если ты не
выполнишь наше решение, как решение княжеского сословия, то мы тебя исключим из
среды благородных! И никогда
больше нами ты не будешь величаться князем! Думаю, к нашему решению
присоединятся все князья Верхней, Средней и
Нижней Картли!
- Так вот, Зураб Эристави, твердо запомни, что здесь сказано, - добавил
Джавахишвили. - Мы не хотим портить
тебе встречу с прекрасной Дареджан и не удерживаем тебя. Выезжай отсюда без
промедления! И прихвати дружинников,
пусть все до одного сопутствуют завоевателю! Спеши! Или... мы тебя совсем не
выпустим!
Зураб долго безмолвствовал, потом хмуро изрек:
- Я против княжеского сословия никогда не шел. Но голова Симона моя! Я
ее добыл!..
Через полчаса Зураб Эристави покинул Схвилос-цихе. За ним скакали все
арагвинцы.
ВЪЕЗД "БОГОРАВНОГО"
Очевидно, тбилисцам суждено было каждый день чему-нибудь удивляться. А
сегодня? Влахернская божья матерь!
Много ли в твоей суме осталось зерен милосердия, не высыпанных еще на голову
амкаров? Что? Что кричит глашатай?
- Люди! Люди! Разукрасьте балконы коврами и радующими глаза тканями!
Женщины, время надеть лучшие
одежды и золотые украшения! Готовьтесь к большому празднику! Светлый царь
Теймураз изволит жаловать в свой богом
данный удел!
- Вай ме! - взвизгнула на плоской крыше женщина, обронив прялку. -
Какой царь Теймураз? А Симон где?
- Какой Симон, чем слушаешь? Теймураз!
- Какой Теймураз? Симон!
- С ума сошли! Откуда Симон, когда светлый Теймураз?
- Сама ослепла, если забыла, как Симон в пятницу в мечеть торопился.
- А Теймураз сегодня в церковь торопится.
- Вай ме! Женщины! Клянусь жизнью, глашатай спутал! Симон! Царь Симон!
- Говорю: Теймураз! Царь!
- Женщины! Где ваша совесть? Почему о нарядах забыли?
- Правда, царь Симон или царь Теймураз... потом удивимся...
Подхватив подносы с отборным рисом, прялки, табахи, женщины рассыпались
по домам.
Взметнулись ткани, падали на плоские крыши ковры и мутаки. Вынырнув из
узкой улички, зурначи оглашали
майдан веселыми звуками. И еще ничего не понявшие, но уже разодетые женщины
закружились в танце под удары дайры.
Со всех крыш неслись веселый смех, говор. Внезапно ударил колокол Сионского
собора, торжественно предупреждающий.
И тотчас заторопились тбилисские церкви - захлебываясь, обгоняя друг друга,
зазвенели, загудели колокола, сливаясь в
общий перезвон.
Обнявшись и горланя победные песни, на площадь майдана ввалились
дружинники Зураба, вороты расстегнуты,
щеки покраснели от вина и солнца, на поясах по два, по три кинжала.
- Спрячься, мальчик, - вскрикнул Вардан, втолкнув Арчила-"верный глаз"
в свою лавку, - сиди, пока не приду!
Громкое ржание сгрудившихся коней и веселая горская песня арагвинцев,
казалось, захлестнули майдан.
Впереди, на разукрашенном скакуне, сверкая богатой кольчугой и
драгоценным ожерельем на шее, гарцевал князь
Зураб. За ним знаменосец высоко вздымал яркое знамя Эристави Арагвских. Чуть
отступя, рослый арагвинец важно держал
шест, на котором качалась страшная голова в тюрбане.
Как беркут, я, на деле я
Обагрил клюв свой!
Оделия, оделил, оделия,
ой!
Не узнал Симона я,
На шесте - лихой
Ус, лицо лимонное
Тешит, охо-
хой!
Удержал бы еле я,
Да тюрбан пустой!
Оделия, оделия, оделил,
ой!
- Вай ме! Царь Симон!
Визг, крики, вопли неслись отовсюду. Не любим был этот царь, вассал
персидского шаха, но его гибель была уж
слишком проста - будто орех смахнули с ветки. Оборвался говор, замер смех.
Потрясенные тбилисцы, онемев, смотрели на
арагвинцев, несущихся в пляске перед конем Зураба и орущих, как одержимые.
- Не кажется ли тебе, дорогой, что Зураб не совсем обрадовал тбилисцев?
- шепнул Джавахишвили, поравнявшись с
Цицишвили.
- Ничего, привыкнут!
Палавандишвили заботливо оглядел поезд картлийских князей - увы, далеко
не полный. Хоть и были все владетели
оповещены Зурабом о въезде царя Теймураза в стольный город Картли, но прибыли не
все. Особенно заметно отсутствие
фамилии Мухран-батони.