Духовенство с крестами и хоругвями держалось отдельной группой.
Феодосий в богатой рясе и с алмазным
крестом на груди восседая на золотистом жеребце.
Внезапно Зураб натянул поводья. Воздух наполнился изумленным гулом.
Широко распахнулись Авлабарские
ворота.
- Вай ме! Царь Теймураз!
Резкие выкрики, возгласы, истерический хохот - и властное:
- Ваша! Ваша светлому царю!
- Ваша победителю Исмаил-хана!
- Ваша! Ваша! Ваша-а-а!
- Победа! Победа князю Зурабу Эристави, освободителю трона Багратиони!
- надрывался Квели Церетели,
подталкивая Магаладзе.
- Ваша! - заорал Магаладзе, подталкивая Гурамишвили.
Толпы беспокойными валами перекатывались через площадь. Ошеломленные
горожане будто потеряли себя, - они
наталкивались друг на друга, охали, кого-то проклинали.
Царь Теймураз, окруженный кахетинским духовенством, своей свитой,
князьями, телохранителями, едва был
виден. За пышном кавалькадой тянулись две тысячи арагвинцев - тех самых, которые
сопровождали из Тбилиси в Кахети
Хосро-мирзу и Иса-хана.
Словно обезумели арагвинцы - неистовствуя, горланили, под гром дапи и
пронзительные звуки зурны неслись в
пляске вокруг царя.
- Ваша! Ваша царю Теймуразу!
Не зная, радоваться или пугаться неожиданностей, амкары, сняв шапки,
нерешительно вторили княжеским
дружинникам:
- Победа! Победа светлому царю Теймуразу!
Наклонив шест, Зураб сдернул с копья голову царя Симона, швырнул к
ногам коня Теймураза и зычно крикнул на
всю площадь:
- Царь царей! Победитель шахских ханов! Прими от преданного тебе князя
Зураба Эристави Арагвского подарок,
обещанный за прекрасную Нестан-Дареджан!
- Победа, дорогой Зураб! - растроганно ответил Теймураз и трижды
облобызал своего зятя.
Внезапно, не отдавая себе отчета, амкар Сиуш громко вскрикнул:
- Победа! Ваша светлому царю Теймуразу!
Подхватив приветствие, амкары высоко подбросили папахи.
- Победа! Ваша светлому царю Теймуразу!
Квели склонился к Джавахишвили:
- Не кажется ли тебе, друг, что жена Зураба забыла приехать?
- Кажется другое; Зураб забыл, что Дареджан терпеть его не может!
- Над чем смеетесь? - Качибадзе подъехал к ним. - Э! О! Зураб!
И князья снова расхохотались. Встретив суровый взгляд Палавандишвили,
Качибадзе изрек:
- Время печали прошло, сына я нашел здоровым. Сейчас начнем радоваться.
- Воцарению Зураба Эристави?..
- Что делать, дорогой! - шепнул Пануш удрученному Вардану. - Голова
Симона - его добыча, праздник в Тбилиси -
его веселье!
Зураб, медленно оглядев кахетинских князей, почтительно сказал царю:
- Пусть моя жена, прекрасная Нестан-Дареджан, знает: Зураб Эристави
всегда верен данному слову. Но почему
солнцеликая не последовала за тобою?
Теймураз подавил смущение и, следуя по убранной усердными гзири улице,
быстро ответил:
- Царица Натия и Дареджан пожелали остаться в Телави до моего воцарения
в Картли.
- Ты, царь царей, уже воцарился. Тебя с покорностью и радостью ждут
князья Картли.
- Вижу! Но почему их так мало здесь?
- Не успели... всех оповестить. Об этом не тревожься, мой царь. Тебя
ждали, как весну.
- И азнауры тоже? Что-то ни одного не вижу. Где Саакадзе?
- Заперся во владениях ахалцихского Сафар-паши. Его сейчас нетрудно
уничтожить.
Теймураз пытливо оглядел тбилисцев, мимо которых проезжал. Не заметив
ни особой радости, ни печали, он тихо
сказал:
- Тбилиси пока принадлежит Георгию Саакадзе. Но - знай, князь, - должен
принадлежать мне!
Под оглушительную зурну, под удары дапи, под звуки колоколов царь
Теймураз властно направил коня к Метехи -
замку династии Багратиони.
В очищенном и убранном Метехи царя Теймураза Багратиони уже ждал
католикос с епископами, архиепископами,
архимандритами, со всем белым и черным духовенством.
И снова всю ночь тбилисцы слышали праздничный рев, перехлестывающий
через стены Метехи. Снова изумлялись
случившемуся и горестно шептали: "Неужели опять настало время кровавых дождей?"
Угрюмо молчали каменные великаны.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
- Услади, раздумчивый Али-Баиндур, мой слух признанием: с какого
скучного часа ты потерял нюх и не
чувствуешь веселой наживы?
- Недогадливый Юсуф-хан, разве возможно терять то, что услаждает душу?
Святой пророк не любит поспешности.
Ночь размышлений дает день жатвы. Начальные часы беседы - только ростки
несозревшего плода.
- Если аллах наградил меня понятливостью, то ты только завтра дашь
согласие разбогатеть, не потеряв на этом и
касбеки.
- Мой духовный брат угадал. Сегодня я отягощен плодами Гурджистана...
Шайтан Теймураз снова осмелился
нарушить повеление шах-ин-шаха!
- А шах-ин-шах, слава Хуссейну, снова изгонит упрямца.
- Скажи, почему тебя больше, чем Караджугай-хана, тревожит Кахети?
- Мохаммет подсказывает такой ответ: Али-Баиндур, а не Караджугай,
торчит, как дервиш у гробницы, в пыльном
Гулаби. А наслаждаться в блестящем Исфахане сможет Баиндур-хан только тогда,
когда царь Луарсаб или выполнит
желание "льва Ирана", или оборвет нить жизни раньше, чем придут ему на помощь
ножницы костлявой ханум.
- Но разве в твоем ханэ мало ножниц?
- В Давлет-ханэ не меньше ханжалов, и копий, на которых могут торчать
головы ослушников "льва Ирана", в чьих