Читаем Великий Моурави полностью

пандури, славили знамена гостей, чем окончательно приворожили сердца

владетелей к знамени Мухран-батони: "Не о своем роде повелел петь, как

поступают в других замках, а о боевых фамилиях".

Особенно польстил мествире. По-прежнему на его черных цаги вздрагивали

кожаные кисти, а на белой короткой чохе жарко горели позументы. Уже годы

покрыли свежим инеем его мятежные кудри, но голос, то мягко певучий, то

призывно протяжный, разливался весенним буйством. Сначала он песней

благословил витязей, отдающих свой меч и сердце родной Картли, потом,

нанизывая слова, как на золотую нитку бусы, воспел мужа, носящего имя

Георгия Победоносца, который поднялся из глубин ущелья, согнул в подкову

полумесяц и обломал когти "царственному льву".

В пылу восхищения и под действием хмеля, не совсем поняв, о каком

Георгии поет мествире, князья срывали со своих ожерелий подвески, сдергивали

с пальцев перстни и щедро бросали мествире в его белую войлочную шапку...

Между двумя пирами князья сообщили хозяину о решении Совета духовенства

и княжества. Но, едва их дослушав, Мухран-батони вскочил и, побагровев от

гнева, стал выговаривать: чем провинился он перед княжеством, что

составилось о старом воине такое невыгодное мнение?.. Неужели князья думают:

Мухран-батони воспользуется временным отсутствием Луарсаба, данного богом?..

Разве Мухран-батони не знал, о чем совещались в Тбилиси?.. Знал, потому и не

приехал... На земле Самухрано выпал из десницы Луарсаба меч Багратидов!.. Но

кто может сомневаться в преданности Мухран-батони древней династии?

До полудня владетели безрезультатно уговаривали упрямого мухранца.

Хмурясь и покусывая ус, он повелел принести чашу времен царицы Тамар и

указал на орнамент:

- Вот, доблестные, чему поучает мудрость созерцания. Взгляните: за

царем скачут витязи, а если повернуть сосуд - царь скачет за витязями. Я

сказал... все.

Огорченное посольство направилось в Тбилиси...

От Ксанского ущелья до Дигомского поля Зураб угрюмо молчал. Странно,

неужели его подозрения о тайном сговоре старого собачника с Моурави неверны?

Неужели он, Зураб, в крупном разговоре напрасно упрекал Георгия в

скрытности? Нет, не похоже, чтобы помимо Саакадзе созрел такой персик...

Ведь сам царствовать собирается. Значит, по своему выбору намерен поставить

пешку на доску "ста забот" и - как искусный игрок - выиграть! А он, Зураб

Эристави, покоритель Хевсурети, снова при нем? "Верный союзник! Может,

Шадиман когда-то был прав, насмешливо называя меня отточенным мечом на поясе

Георгия Саакадзе... Даже в таком необычном деле со мной не посоветовался...

Значит, даже с друзьями не откровенен... Страшный человек! А Русудан?

Клянется, будто не сомневалась, что изберут царевича Багратида..."

Когда миновали Дигомское поле, Палавандишвили посоветовал отправиться к

католикосу.

- Не лучше ли сперва к Саакадзе? - съязвил Цицишвили.

Князья испуганно на него оглянулись.

- Думаю, князь, тебе ближе к Шадиману! - Зураб резко хлестнул коня.

Газнели неодобрительно посмотрел вслед ускакавшему Зурабу.

- Напрасно, Иесей, рискуешь. Не к погоде с Георгием Саакадзе шутить.

Слышал, как пел мествире? Как мыслишь - какого Георгия он возвеличивал?

Народ за Саакадзе - так было в Сурами, так было в Марткоби, и так будет в

битве с тобой.

Но Цицишвили сам уже назвал себя неосторожным мулом: "Вот Газнели меня

учит, а давно ли из-за Хорешани готов был целиком искоренить азнаурское

сословие?" Он догнал Зураба и предложил ему жеребенка чистых арабских

кровей.

Зураб мысленно подсчитал, сколько дружин Цицишвили можно использовать,

если Андукапар вздумает спуститься с Арша, и учтиво поблагодарил:

- Князь для князя во веки веков!

- Князь для князя в черный день, дорогой Зураб! Ибо нашим знаменам

предстоят великие испытания... Не следует заблуждаться: мы сейчас в

положении плебеев...

Вечерело. С башни Майданских ворот всадников окликнула стража. Молча

пожав друг другу руки, они разъехались по улочкам города.

Обогнув мост, Зураб в раздумье остановился. Не направиться ли к

Георгию?.. Русудан обрадуется...

Очень недовольна, что ее брат, Зураб, отдельный дом купил. Но нельзя

кейфовать за столом у сестры и обдумывать меры предосторожности против ее

мужа... Цицишвили прав, - тяжелое время переживают князья... На поводу у

азнауров! Это ли не позор!..

Дядю Зураба шумно встретили Автандил и Иорам. Сели за вечернюю еду. Но

Зураб был малословен, явно торопился с беседой. И едва остался наедине с

Моурави, как сразу в ироническом тоне рассказал о притворном сопротивлении

старика Мухран-батони...

- Не время хитрить, - сумрачно проговорил Саакадзе, - дела царства в

застое, царя ждут.

- А почему ты, Георгий, так за владетелей Мухрани? Разве нет более

преданных князей, следовавших за тобою и по бархатной дороге и по колючей

тропе над пропастью?

- Ты первый, мой Зураб, но церковь выбрала Мухран-батони...

- Церковь! Неужели я так поглупел за время единоборства с твоими

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза