Великий Моурави

врагами, что не узнал руки, поворачивающей судьбу Картли?

Долго и осторожно Саакадзе доказывал шурину, почему католикос во имя

спокойствия царства остановил выбор на юном Кайхосро Мухран-батони.

Зураб уже не скрывал раздражения и сожалел, что свернул к "барсу

барсов", видно забывшему о могуществе знамени Эристави Арагвских! Он смотрел

в недопитую чашу и все больше хмурился: "Да, прав Цицишвили, великие

испытания предстоят князьям, но..."

Саакадзе долго шагал по извилистой дорожке между темными чинарами. Не

нравился ему разговор Зураба. Уж не напрасна ли дружба Моурави с князьями?..

Нет, не напрасна. К счастью, сейчас князья зависят от Моурави, а не Моурави

от них. А расчет и ненависть по-прежнему разделили владетелей на враждебные

группы... Но к какой же из них примкнул друг Зураб? Один он не осмелился бы

выражать открыто неудовольствие при избрании царя... ну, скажем, правителя.

Значит, есть немало притаившихся до выгодного часа. Но кто они и много ли

их? Сейчас нелегко найти способ обнаружить самых опасных. Вот если бы...

Саакадзе остановился... Жаль, Шадиман не на свободе! Отблеск костров

обагрял крепостные стены, и, казалось, высоко в небе выступали из мрака

башни. Там, страшась ночного нападения, прятался Исмаил-хан, и там же,

изыскивая средства вырваться из плена, томился Шадиман! Вот - настоящая

приманка! А почему бы не перебраться "змеиному" князю в замок Марабду, тоже

в крепость и даже более удобную? Подальше от кизилбашей и поближе к

дружественным ему князьям...

Эрасти осторожно набросил плащ на могучие плечи Моурави. В отсветах

поздней луны серый бархат казался серебряным. Саакадзе усмехнулся: из двух

опасностей надо выбирать меньшую...

Где-то несмело прокричал первый петух...

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Цирюльник с ожесточением точил бритву. Эрасти видел, как выборные от

амкарства уже входили на двор, а цирюльник, не обращая внимания на вопли и

нещадную ругань, продолжал скоблить его дергающиеся щеки. Эрасти удалось

выхватить из ножен шашку и пригрозить нерадивому. Бритва проворно забегала,

кося жесткую щетину.

Дверь тихо скрипнула, Русудан остановилась на пороге комнаты Саакадзе.

В чаше стыл утренний соус. На подоконнике требовательно чирикали воробьи.

Она перевела взгляд на Георгия, выводящего гусиным пером на вощеной бумаге

какие-то знаки, и неслышно удалилась.

А в дарбази Георгий обдумывал завершительный разговор. Даутбек встречал

амкаров и купцов, выбранных от наиболее важных цехов и торговых рядов. И

оттого, что в углу стояло знамя ностевского владетеля, а на стенах сверкало

невиданное оружие, и оттого, что в огромной индийской вазе благоухали редкие

цветы, - робость охватывала пришедших. Они в смущении вспоминали свою

развязность в спорах с Моурави в караван-сарае.

Лиловый, затканный серебром атлас раздвинулся. Ожидающие облегченно

вздохнули. Вошли Дато, Ростом, Димитрий - близкие и любимые Саакадзе. Но и

азнауры сегодня сдержанны. Дато не шутит, Димитрий не клянется, что будет

кого-нибудь полтора часа рубить или целовать, а Ростом, всегда стремящийся

создать себе известность, - будь то в замке или на майдане, - сейчас холодно

поздоровался и, раскрыв нарды, стал подбрасывать игральные кости.

Но вот показался Эрасти и порывисто объявил: "Моурави скоро пожалует".

Сиуш удивленно заметил, что на исцарапанной бритвой шее оруженосца висел не

крест, а серебряный барс с бирюзовыми глазами.

Напряжение росло, угнетала тишина. Старосте купцов, не раз водившему

караваны с мареной в Эрзурум, чудилось, что мимо него прошла вереница

верблюдов с тюками благополучия, а он затерялся в раскаленных песках пустыни

неудач. От мучительного полусна вернул его к действительности властный

голос.

Саакадзе выразил надежду, что купцы обдумали все высказанное им за

последнюю неделю и многое поняли. Нельзя по-прежнему ничего не замечать

дальше порога своих лавок, нельзя отгородиться от жизни Картли и смотреть

безразлично, как нищает майдан в Тбилиси.

Мелика поразила перемена. Еще два дня назад Моурави казался простым и

доверчивым, соглашаясь на сегодняшний тайный разговор с выборными, сейчас же

сидел в мерцающем перламутром арабском кресле замкнутый и недоступный.

Эрасти пододвинул чубук и высек огонь. Саакадзе с наслаждением

затянулся. Это было еще не виданное зрелище. Амкары с трудом подавили

желание перекреститься. Из широко раздутых ноздрей Саакадзе валил серо-синий

дым. "Может, дэви? - ужаснулся Эдишер. - Иначе почему такую силу имеет?!" И

он смущенно подтолкнул Сиуша: на цагах Саакадзе горели два изумруда,

обладающие даром предвидения.

Староста купцов робко заявил: скоростной гонец, посланный тбилисскими

караван-сараями, вчера вернулся с печальной вестью. Дорога на Шемаху

закрыта. Всюду персидская стража. Те смелые караваны, которые ушли из

пределов Грузии, не достигли чужеземных майданов. Персидский шелк опутал

берега Каспийского озера. В мечетях муллы проклинают грузинский товар.