Читаем Великий Моурави полностью

Распластавшись в кустах, Дато и Даутбек стали выжидать. Едва солнце

скрылось за гребнем гор, ворота замка распахнулись, и, сопровождаемый

телохранителями, сабельщиками и копейщиками, выехал Шадиман. Пересек дорогу

и углубился в лес.

- Значит, послание передано. Жаль, их слишком много, - огорчился

Даутбек, - более двух сотен!

- Не ропщи, мы и так развеселим князя... Как думаешь, Шадиман отведает

инжир в ущелье?

- Думаю, нет, ведь у Черной скалы удод не прокричит семь раз.

Тихо переговариваясь, они чутко прислушивались к шорохам. Блеснула

первая звезда. Послышался заглушенный шаг. Из мглы словно вырос Гиви с

дружинниками, двое из них держали коней Даутбека и Дато. Все молча гуськом

двинулись к замку.

У проезда в круглую башню их окликнул стражник. Дато ответил, что это

он - Ражден. Стражник приблизился с зажженным факелом. Вмиг его схватили,

заткнули рот тряпкой и, связав, придавили ноги камнем, чтобы не вздумал

скатиться вниз. Такой же участи подверглись еще пять стражников.

Наконец добрались до главных ворот. Дато громко постучал. Отодвинулась

заслонка, кто-то силился разглядеть всадников.

- Клянусь святым Ражденом! - яростно закричал Дато. - Ты, наверно,

хочешь висеть на хвосте черта! Светлейший Шадиман повелел мне немедля

выполнить порученное.

Лязгнул засов. Оставив коней двум дружинникам, все вошли во внутренний

двор, и тотчас Гиви овладел воротами, как бы случайно прислонившись к ним.

Дато, клянясь святым Ражденом и проклиная чертов хвост, торопил вызвать

княжну Магдану, ибо к ней послание светлейшего Шадимана.

Приблизились другие стражники. Дато нервно теребил подклеенный

рыжеватый ус, и стражники видели знакомый им медный колпачок на среднем

пальце, но не могли разглядеть из-за башлыков ни лица Раждена, ни остальных

прибывших людей князя Нижарадзе, как представил их Ражден.

Зашуршали шелковые ткани, и показалась Магдана, окруженная

прислужницами. Она робко спросила, что повелел ей отец?

- Светлейший Шадиман соединился с отрядом Цицишвили, и владетель

Сацициано передал просьбу княгини отпустить тебя к ней в гости. Светлейший

Шадиман рассмеялся, узнав о твоем письме к крестной.

Магдана радостно всплеснула руками и сказала, что готова исполнить

повеление отца, как только девушки уложат одежду. Но Дато запротестовал:

светлейший Шадиман приказал немедля прибыть к Черной скале, ибо он торопится

проследовать дальше, а за сундуком и девушками завтра прибудут посланцы. И

раньше чем стража успела опомниться, Гиви распахнул ворота, Дато вмиг

посадил Магдану на седло и, взяв коня под уздцы, стал осторожно сводить с

крутизны. Выждав немного, за ним последовали и остальные.

В замке так были ошеломлены поспешностью Раждена, который после чубукчи

и Махара был самым близким князю, что даже не догадались проводить всадников

до нижних укреплений. Смотритель же замка и его помощники накануне уехали на

пастбище проверять скот.

Миновав последний выступ, Дато передал Даутбеку сияющую Магдану и

поскакал впереди всадников.

Даутбеку было неловко и приятно, словно нежное облако прислонилось к

его могучей груди. Он старался как можно бережнее придерживать тонкий стан,

а конь, подобно вихрю, несся по темной дороге.

Так без передышки мчались они, пока на рассвете не осадили взмыленных

коней у дома Дато.

Магдана не боялась: страшнее замка ее отца не было ничего на свете. Она

чувствовала - эта ночь необычайна. Быть может, княгиня Цицишвили тщетно

просила отпустить к ней крестницу и решилась на похищение? Что бы то ни было

- она счастлива! Полная смущения и любопытства Магдана оглядывала нарядную

комнату, куда ее, как ребенка, на руках внес Даутбек.

Хорешани сразу расположила к себе пленницу, заботливо укрыв ее легким

покрывалом. Разметав косы, Магдана вмиг уснула, чуть приоткрыв алый рот...

Свалились и все одиннадцать всадников, ибо двое суток не спали. Лишь

суровый Даутбек никак не мог успокоиться, ему все чудились тихий стук

девичьего сердца и запах розы, исходящий от лечаки, всю дорогу трепыхавшейся

у его щеки.


Неумолчно сантуристы выбивали молоточками из семиструнных сантури

пленительные звуки. Каманчи оглашали сладчайшими мелодиями Дигомское поле.

Оно наполнялось наряженными людьми, как наполняется серебряное блюдо красиво

подобранными плодами.

По правую руку правителя будет восседать в кресле царь Имерети, по

левую - Леван Дадиани и Шервашидзе Абхазский. А к радости Гуриели, его

усадят подальше от Левана, рядом с имеретинским царем.

Полукругом расположились княжеские фамилии, высшее духовенство,

именитое азнаурство. Волна драгоценных каменьев, казалось, обрушилась на

Дигомское поле. Но взгляды почетных купцов, амкаров, горожан прикованы к

левой линии, где, по велению Моурави, восседали величавые философы,

прославленные зодчие, вдумчивые фрескописцы, строители в просторных

одеяниях, убеленные серебром лет сказители, медлительные книжники и

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза