Великий Моурави

стремительные звездочеты. В них отображалась новая Картли - Картли времен

Георгия Саакадзе, Картли "освежающего дождя".

Желающих полюбоваться искусством постоянного войска оказалось слишком

много, и никакие скамьи не могли их вместить. Охотники, плотогоны, рыбаки,

землепашцы высот, скотоводы и пастухи, не догадавшиеся с ночи захватить

скамьи, расположившись на отрогах гор, благодарили создателя за орлиную

зоркость глаз.

Дато в парадных доспехах гарцевал впереди своих сотен, неподалеку от

князя Качибадзе. С трудом сдерживая взбалмошного скакуна, Даутбек то и дело

оказывался рядом с Нижарадзе. Назначенный начальником, охраны площадки

правителя, Ростом стоял позади Зураба, который до "боя" любезно занимал

Гуриели разговором. Остальные "барсы" расположили личные сотни не как

сначала порешили, а каждый вблизи того или другого князя, дружественного

заговорщикам, поэтому подозреваемого.

Приехавший на свадьбу повеселевший, или притворившийся веселым, Папуна

слегка подтолкнул Даутбека:

- Смотри, только Георгий мог загнать в одну клетку царственных тигров и

коршунов, терзающих народ от берегов Черного моря до Алазанской долины!

Даутбек рассмеялся. Сквозь позолоченные наконечники копий, как сквозь

прутья зверинца, колыхались перья, султаны, пушистые хвосты... Огромный

тюрбан царя Георгия перекрещивали жемчужные нити, как ослепительные пути к

Босфору, но над пышными складками господствовала имеретинская шапочка,

унизанная яхонтами, как символ независимости и богатства царства. Странный

шлем с белыми перьями красовался на Леване Дадиани, - казалось, именно этот

воинственный убор обронил некогда Македонец на берегу Фазиса. Мамия Гуриели

украсил свою голову подобием главной башни Гурианта, посредине на пике

колыхалось маленькое двухконцовое знамя, над нижними и верхними зубцами

угрожающе искрился султан. А Шервашидзе Абхазский отогнул козырек шлема,

открывая лицо, но зато плотно защитил медью затылок, над которым развевались

разноцветные перья.

Едва правитель с царственными гостями опустился в кресло, как тотчас

Квливидзе спустил с цепочки двух соколов. Вмиг ожили горные отроги.

Плотогоны, рыбаки, пастухи сбросили легкие бурки и обнажили кинжалы. А

землепашцы и охотники, потрясая копьями, подобно ополченцам на бранном поле,

под бешеный рев горотото и зурны пустились в пляс.

Хмуро глядел на "саакадзевских разбойников" Палавандишвили. Что-то

приторное подкатилось к горлу, вдруг захотелось очутиться за башнями в своем

замке.

В это мгновение князь Нижарадзе выдвинул вперед коня, намереваясь

обнажить шашку и подать условный знак. Даутбек властно схватил его за

локоть:

- Князь, почему нарушаешь порядок? Разве ты, а не Липарит, должен

первым выехать?

- Как смеешь касаться моей руки? - вскипел Нижарадзе. - Я первый, - так

порешили.

Он пытался незаметно освободить руку, но Даутбек хладнокровно стал

расспрашивать, когда и кто порешил, и вдруг заинтересовался рукояткой

княжеской шашки...

"Что он, с ума сошел?! Почему не подает знак?! - возмущался Качибадзе.

А азнауры князя Липарита уже растягивали свои дружины перед правителем.

Пальцы Зураба нервно вздрагивали. Вот сейчас он, по знаку Нижарадзе,

вскочит на коня и... Холодная испарина покрыла его лоб, и ледяной панцирь

сжал грудь.

На скамьях княгинь движение. Запоздавшая Хорешани торопилась занять

предназначенное ей место, а рядом с ней...

"Нет, это наваждение сатаны!" - Зураб хотел подняться, бежать, но цаги

словно приросли к земле.

Напрасно Нижарадзе, наконец вырвав руку, махал обнаженной шашкой.

Напрасно Качибадзе, встряхивая платок, вытирал усы. Зураб не двигался...

"Может, начать без него? - волновался Джавахишвили-младший. - Нет,

неразумно, если Зураб не выступит, нас, как фазанов, перебьют". И он

отправил гонца к Палавандишвили, который с нарастающей тревогой всматривался

в оцепеневшего Зураба: "Неужели предал? Или в последнюю минуту устрашился?"

А Зураб, не в силах отвести взор от Магданы, с ужасом наблюдал за ее

сияющим лицом.

И уже военачальники показывали трехлинейный конный бой с внезапным

прорывом легких сотен Асламаза и Гуния. Сейчас, по условию, арагвинская

конница должна блеснуть точностью квадратных построений и совместно с

мухранской растянуть четыре цепи, в которых запутается оглушенный "враг",

представленный в военном состязании дружиной Палавандишвили.

Зураб бессмысленно смотрел на конюха, подведшего ему горячего жеребца,

потом, опомнившись, шепнул телохранителю:

- Передай князю Палавандишвили: змея раздавлена, пусть придержит коня!

- и, взлетев на седло, поскакал к арагвинцам.

"Наконец!" - чуть громко не вскрикнул Качибадзе и, неистово встряхнув

платком, вытер усы. Тут его тихо окликнул сын Палавандишвили:

- Князь! Отец советует вытирать не усы, а затылок, - полезнее! - и

раньше чем Качибадзе очнулся, ускакал помогать отцу выбраться из цепей

взбесившегося Зураба и не в меру увлеченного битвой Мирвана.