Читаем Великий Моурави полностью

отсутствие. Пируй спокойно, восстания не будет.

Саакадзе взглянул на веселые искорки, прыгающие в глазах Дато, на

огромный кулак Даутбека, крепко упирающийся в колено, на готовых к прыжку

"барсов" и поднялся.

Вскоре за окном послышался топот коней. "Барсы" теснее сблизились и,

хотя здесь безопасно можно было кричать во все горло, говорили шепотом.


Еще двадцать дней тому назад, готовясь к празднику, Элизбар, Ростом и

Димитрий, скрытно даже от мдиванбегов, усилили стражу вокруг Тбилиси. В

ущельях, оврагах, балках, зарослях кустарника притаились ловкие копейщики и

дротикометатели. Опытные разведчики из личных дружин "барсов" рассеяны не

только по сотням и тысячам постоянного войска, но и по всем городкам,

местечкам и придорожным духанам. Ни один всадник не мог прибыть в Тбилиси

незамеченным. Даже Куру сторожили речные гзири, сидя на надутых мехах.

Значит, лазутчики Шадимана пробрались значительно раньше, решили

"барсы". Они весь день метались по Дигомскому полю, нарочито громко

поторапливая амкаров: близится воскресенье, когда картлийцы блеснут перед

царями и владетелями. До последнего дружинника собрал Моурави: пусть видят,

сколько войска в Картли...

Когда стемнело, ностевцы у Банных ворот поймали Раждена. Он разразился

бранью и не отворачивался от факела, поднесенного к его лицу. Оказывается,

он послан в замок князем Нижарадзе за новой куладжей.

Ностевцы не спорили, а попросту скрутили руки марабдинцу и доставили в

дом Даутбека. Напрасно Ражден вырывался, его тщательно обыскали и заперли в

погреб. Найденный свиток Дато прочел дважды: "Облава подготовлена. Когда у

подножия замка пять раз прокричит удод, можешь выехать. В лесу жди у Черной

скалы. Третий гонец прокричит призыв удода семь раз. Тогда соизволь начать

охоту. В воскресенье и мы ожидаем веселый день. Крупный зверь в полном

неведении и угодит в капкан".

Подписи не было. Из подвала приволокли Раждена. Но сколько ни угрожали

раскаленным железом, как ни был щедр на кулаки Димитрий, марабдинец твердил:

"Клянусь святым Ражденом! Куда посылали, - туда ехал. А светлейшего князя

Шадимана никогда не видал". К удивлению ностевцев, Дато усадил Раждена, дал

ему вылить чашу вина и принялся расспрашивать, кто и при каком случае

отрубил ему палец.

Ражден оживился - видно, это был его любимый разговор. Поминутно

вскрикивая: "Клянусь святым Ражденом!" и добавляя "Будь проклят, чертов

хвост!", он подробно рассказал о поединке своем с османом в караван-сарае.

Правда, чертов хвост успел отрубить ему палец, но он, Ражден, успел отрубить

драчуну руку.

Дато заинтересовался подробностями, а Димитрий уже терял терпение. Но

вот Дато предложил марабдинцу кисет с монетами и освобождение, если он

скажет - кому и от кого вез свиток.

Ражден сразу насупился и снова принялся клясться святым Ражденом и

ругать хвост черта, погубившего его.

- Год будешь гнить, собачий сын, в яме! - загремел Дато и приказал

дружинникам сорвать с лазутчика одежду, с пальца - медный колпачок и вновь

посадить на цепь в подвал.

Едва предрассветный сумрак забрезжил на вершинах, одиннадцать

всадников, кутаясь в легкие бурки, прошептали страже условные слова и

выскользнули из Банных ворот. И сразу кони понеслись, словно за ними гнался

ветер.

Миновав Телетский спуск, всадники свернули в лес и исчезли в балке. В

полночь они опять стали пробираться сквозь кустарник. Но не успели проехать

и агаджа, как за деревом крикнул удод.

Всадники круто подались в сторону, и лишь один двинулся на голос.

- Клянусь святым Ражденом, тут притаился чертов хвост! - крикнул

высокий всадник, придерживая коня.

- Э-хэ, Ражден! Наконец прискакал! Десять дней томился, надоело! -

наперебой весело отвечали двое, приближаясь к тропе.

Всадник протянул свиток и посоветовал не терять больше ни одной минуты,

ибо в Марабде светлый князь ждет свиток, а он, Ражден, по приказанию князя

Нижарадзе, должен до рассвета вернуться на Дигомское поле. Всадник повернул

коня и стал осторожно возвращаться к тропе. За поворотом его остановил

сдержанный смех:

- Знаешь, Дато, Гиви даже за шашку схватился, поверил, что Ражден из

подвала бежал.

- Видишь, Даутбек, не напрасно я терпеливо тратил время на разговор с

шадимановской собакой, его голос изучал...

Всадники спустились в овраг. Ностевские дружинники не переставали

удивляться, а старший, вынув из хурджини бурдючок, предложил выпить за

отважного азнаура.

Спали по очереди, на дне оврага, скрытого кустарником. А потом тихо

двинулись вперед, стараясь не выезжать из зарослей. К полудню подъехали к

Марабде и, спрятав коней, залегли в орешнике. Дато и Даутбек осторожно

продолжали путь пешком. Но вот сквозь поредевшие кусты показалась первая

линия зубчатых стен. Подползли к самому подножию, и Дато внятно пять раз

прокричал удодом. Даутбек невольно подался за уступ, где-то над головой

гаркнули: "Слы-ши-им!", и кто-то по крутой тропинке взбежал ко вторым

укреплениям.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза