Великий обман. Чужестранцы в стране большевиков

«Почти все облачены в белые одежды – не в грязные, а именно в чисто-белые. Шляп никто не носит. Женщины предпочитают косынки и береты, мужчины – фуражки и кепки, но в большинстве своем люди ходят с непокрытой головой. Руки почти у каждого заняты портфелем, сумкой, свертком или связкой книг. …Традиционных русских бород тоже почти не видно» (Дьюла Ийеш, 1934).

«Крупные советские чиновники питают нездоровую страсть к жилетам – вероятно, более сильную, чем их знаменитая страсть к кожаным портфелям… В СССР жилет и кожаный портфель под мышкой – знаки власти, символ советской бюрократии» (Курцио Малапарте).

«В городах ни у кого из мужчин я не видела бороды, при этом все они были небритые, а на лицах у многих из них синяки или ссадины. Одни были в бриджах, другие в шортах, третьи в длинных брюках. Некоторые носили светлые рубашки, распахнутые на груди, кто-то ходил в казачьей блузе, иногда украшенной вышивкой крестиком у воротника: такие надевались поверх брюк и перепоясывались ремнями» (Сигрид Унсет, 1940).

«Тому, кто видит Москву впервые, одежда кажется довольно неприглядной. Правда, достать необходимое можно, притом некоторые вещи, как, например, овчины или галоши, поразительно дешевы, остальные большей частью довольно дороги… Если кто-либо, женщина или мужчина, хочет быть хорошо и со вкусом одет, он должен затратить на это много труда, и все же своей цели он никогда вполне не достигнет» (Лион Фейхтвангер, 1937).

«Женщины одеты просто, но не без стремления к красоте. Первое время они казались мне какими-то приземистыми и низкорослыми, а зачастую неуклюжими. Словом, не слишком женственными, в отличие от большинства горожанок на Западе. Москвички же производили впечатление явных провинциалок: решительная, уверенная поступь, как у крестьянок, привыкших ходить босиком… И лишь позднее я сообразил, в чем дело: никто в Москве не носит обуви на высоком каблуке» (Дьюла Ийеш, 1934).

«У женщин были светлые, темные или рыжие волосы, но все они казались мне на одно лицо. Они были одеты главным образом в тонкие хлопчатобумажные платья, эти платья на многих из них на первый взгляд выглядели совсем неплохо. Но материал, из которого они были сшиты, был на редкость мнущийся, если бы я когда-нибудь осмелилась подарить такой материал на платье кому-либо из своих горничных, то любая из них наверняка почувствовала бы себя смертельно оскорбленной… Эти несчастные русские женщины наверняка потратили много времени, чтобы сшить платье из такого дешевого убогого материала, при этом трогательным было то, что многие образцы фасонов были взяты из каких-то третьеразрядных европейских журналов мод. Поэтому некоторые из этих ситцевых платьев были скроены так, как кроят вечерние платья» (Сигрид Унсет, 1940).

«Замечаешь дам, одетых как с картинки – по моде 1890 года! Наряды изрядно поношены, и никто не рефлексирует по поводу того, что одежды эти, вероятно, с плеча какого-нибудь сгинувшего представителя аристократии. Рабочие носят блузы с наглухо застегнутым воротником. Такая блуза позволяет скрыть отсутствие других предметов гардероба» (Джордж Вирек, 1929).

«Каждое воскресенье на его тротуарах (Смоленского бульвара. – Л. С.) собиралась уцелевшая московская знать, милые, нищие призраки аристократии, чтобы продать иностранным дипломатам или тем, кто разбогател на революции – нэпманам, спекулянтам, новой марксистской знати, женам, дочерям, любовницам новых русских бояр, – свои жалкие сокровища: последнюю табакерку, последнее кольцо, последнюю икону, серебряный медальон, расческу, у которой не хватало нескольких зубчиков, дырявую и полинявшую шелковую шаль, ношеные перчатки, казачий кинжал, старую обувь, серебряные браслеты, русский и немецкий фарфор, старые турецкие сабли, французские книжки в обложках с гербами, старые, романтичные женские шляпки времен Анны Карениной – с пышными перьями, нелепые, наивные, кажущиеся совсем не к месту» (Курцио Малапарте, 1929).

«Когда я называю советские товары “жалкими отбросами”, я ничего не преувеличиваю… Такого дерьма, каким они торгуют, я еще нигде не видел… Воистину нужно быть гением, чтобы суметь здесь одеться… Их ткань – это настоящая пакля, даже нитки не держатся. И за это надо платить! Обратите внимание!.. Нужен целый воз денег, чтобы сделать самое обычное приобретение… несколько хлопчатобумажных отрезов!» (Луи Селин, 1936).

«Что делают эти люди перед магазином? Они стоят в очереди. В очереди, которая протянулась до ближайшей улицы. Стоят человек двести или триста, спокойно, терпеливо, – ждут. Еще рано, и магазин закрыт. Я возвращаюсь минут через сорок – те же люди продолжают стоять. Для меня это удивительно – зачем было приходить раньше? Что они выигрывают? – Как что выигрывают? Обслужат тех, кто пришел первым. И мне объясняют, что в газетах было объявлено о большом поступлении… не знаю чего (кажется, речь шла о подушках). …Продираясь сквозь толпу (или подталкиваемый ею), я обошел магазин вдоль и поперек и сверху донизу. Товары, за редким исключением, совсем негодные» (Андре Жид, 1936).