«Россия навсегда обезображена для меня холодом и грязью, – записал в своем дневнике Теодор Драйзер. – …Странно, что после одиннадцати лет полной свободы пролетарская ванная комната, в которой я находился, была бесконечно грязнее любой клетки в зоопарке. …Пока же их гостиницы, поезда, железнодорожные вокзалы и рестораны сверх всякой меры грязны и очень плохо оборудованы. Они недостаточно часто моют окна. Они недостаточно хорошо проветривают помещения». Драйзер испытывал «ощущение чего-то такого, что нельзя назвать ни похвальным, ни полезным для здоровья. И это нельзя оправдать бедностью. В Голландии, Германии, Франции и Англии почти столько же бедных людей, сколько в России…»
«С неподдельным американским ужасом и изумлением» Драйзер взирал на общественные туалеты, и в этом он был не одинок. Как вспоминает Тамара Солоневич, на встрече американской делегации с Генеральным секретарем Профинтерна товарищем Лозовским (1932) один из американцев решился задать вопрос: – Почему во Дворце Труда так антигигиенично устроены уборные, что за сто шагов уже знаешь, где они находятся?
И услышал в ответ: – Мы предпочитаем иметь вонючие уборные, но власть Советов, чем иметь чистые уборные и быть под пятой у буржуазии.
«Туалетная тема» занимала видное место в советских анекдотах, в том числе тех, которые собирал первый американский посол в СССР Буллит. Между прочим, он сам стал героем по крайней мере одного из них.
Нарком Литвинов в Лондоне не может выйти из туалета, кричит – дверь заело, а ему снаружи – так вы не спустили воду. Вернулся в Москву и приказал устроить такую же уборную в своем наркомате. Заходит туда Буллит и никак не может выйти. Литвинов ему – спустите воду, а тот в ответ – это невозможно, цепочка сорвана, рычаг сломан.
«Их мясные магазины почти все в подвалах, ниже уровня мостовой, под землей, какие-то гроты под зданиями… и очень вонючие… – пишет Селин о Ленинграде 1936 года. – Кругом толпятся люди… они ждут своей очереди… огромная “очередь” за плотным занавесом из мух… голубоватым… волнующимся… испускающим легкое жужжание…»
«Это для иностранцев!»
Когда Виктор Серж пришел к Барбюсу в «Метрополь», ему стало известно, что «из гостиницы кого-то выгнали, чтобы поселить там известного писателя». Такое было обычным делом. Илья Эренбург, у которого в ту пору еще не было квартиры в Москве, рассказывает в мемуарах, как «с помощью “Известий” получил номер в гостинице “Националь”. Комната была маленькой, неприглядной, брали за нее дорого, но выбора не было». Вскоре, однако, его оттуда выселили. «Директор объяснил, что я должен немедленно очистить номер: через час из Ленинграда прибудет большая группа американских туристов». Эренбург, по его словам, «сердился, но не удивлялся. Незадолго до этого происшествия я был в Иванове. Зашел в ресторан. Зал загромождали пыльные пальмы. На столиках лежали грязные скатерти с засохшими следами вчерашних соусов и позавчерашних борщей. Я сел за столик, который выглядел чище. Официантка закричала: «Вы что, не видите?.. Это для иностранцев».
Раз уж зашла речь о советских гостиницах и селившихся в них иностранцах, приведу эпизод из книги Джона Литтлпейджа о том, как после мучительных передвижений по железной дороге и трех бессонных ночей они с женой, промокшие, прибыли в главную гостиницу Новосибирска. «Портье принял нас холодно и сообщил, что не может предоставить нам комнату, пока не сходим в баню и не получим справку, таковы правила, поскольку в области эпидемия тифа. Мы спросили, где расположена баня, и узнали, что она откроется только на следующее утро, в восемь часов. В восемь утра, урвав несколько часов сна, несмотря на неудобство, мы сдали багаж в камеру хранения и отправились в баню, выполнять постановление. Затем мы вернулись в гостиницу, торжествующе предъявили справки и зарегистрировались. Портье выбрал ключ и проводил нас в комнату. Открыв дверь и сделав шаг вперед, мы оба сразу выскочили в коридор. То была самая грязная комната, что я видел за десять лет в России. Мы стояли, чистые, дезинфицированные, просидевшие три ночи подряд, и никто не позаботился вымыть и продезинфицировать гостиничный номер, ради которого постояльцы должны предъявлять справки о чистоте».
«Райх спросил, есть ли для меня почта, – пишет Вальтер Беньямин. – Человек ответил “нет”, хотя письма лежали у него под носом. Когда в другой раз кто-то позвонил мне в гостиницу по телефону, ему ответили: “А он уже выехал”».