«Евреи, к которым в царские времена относились плохо, – пишет Гвидо Пуччо, – …теперь обрели в России благодатную почву… В атмосфере, созданной большевизмом, они чувствуют себя прекрасно… без труда почти повсюду находя себе единомышленников». До поры так оно и было.
«Туризм» польских евреев
«Туристы ездили по маршрутам советского бюро «Интурист» знакомиться с великой страной Революции. – …Каждый, владеющий пером, привозил из Советского Союза отчет о своих впечатлениях. Кроме “официального” туризма существовал в Польше за все годы ее независимости другой, о котором не писали газеты. Не было такого года и месяца, чтобы через границу не переходили нелегально перебежчики, люди, не хотевшие оставаться в капиталистической Польше и стремившиеся в обетованную землю, “родину всех трудящихся”, – в поисках справедливости и свободы. Мы ничего не знаем о дальнейшей судьбе этих людей. Почему ни один из них не дал о себе знать?..»
Об этих людях написал в своей книге «Путешествие в страну Зэ-Ка» Юлий Марголин, сам их судьбу разделивший – «получил 5 лет по статье СОЭ (социально опасный элемент) – за нарушение паспортного режима». Как и многие другие его товарищи по несчастью. Скажем, инженер из Люблина Мельман «никак не мог согласиться с польским режимом. И он перешел границу с целой группой “недовольных”. Их прямо с пограничного поста отправили в тюрьму, оттуда – в лагерь».
С теми, кто бежал из Польши раньше, поначалу обходились получше, а потом – то же самое. Работавший на Магнитке американец Джон Скотт рассказывает о двух тысячах польских беженцев, в основном евреев, перешедших границу в начале 30-х годов. «Их отправили в Магнитогорск, где они находились под наблюдением ГПУ. …Некоторые из них вскоре стали агентами по снабжению, медсестрами, преподавателями немецкого языка, врачами, чертежниками и т. д. …Казалось, что они станут самыми преуспевающими людьми в Магнитогорске. К концу 1937 года почти вся эта группа была ликвидирована». Джону особенно запомнился один из них, «беззаботный, веселый парень, предпочитавший девушек книгам. Его обвиняли в том, что он, будучи агентом польской разведки, соблазнил многих студенток и, таким образом, помешал их учебе».
Трагедия этих людей отразилась и в художественной литературе. Персонаж романа нобелевского лауреата Исаака Башевиса-Зингера «Шоша», молодая коммунистка, собирается перейти границу с СССР и останавливается в последний момент, получив каким-то чудом письмо ее товарища, сделавшего это и попавшего в застенок как польский шпион.
Диалог с собакой
В 1935 году в СССР приехал Уильям Сароян (1908–1981) – американский писатель армянского происхождения. Прежде чем посетить родину предков, он остановился в Москве, некоторые впечатления от которой нашли отражения в изданном в США год спустя сборнике рассказов «Вдох-выдох». Рассказы эти на русский язык в советское время не переводились по причинам, которые вскоре станут понятны читателю (впрочем, в настоящее время они по-прежнему не переведены).
В одном из них герой (alter ego автора), живущий «недалеко от Кремля, где когда-то жил Ленин и где сейчас живет Сталин», встречает бездомного пса со смеющимися глазами, стоящего на берегу Москвы-реки и воющего на луну. Окружение ему явно не нравится, к примеру, «проезжающий мимо автомобиль, в котором, без сомнения, находятся три сотрудника ЦК большевистской партии и русская актриса». Немного напоминает реакцию булгаковского Шарика из «Собачьего сердца» на «машинисточку», получающую по девятому разряду, с ее подаренными любовником «фильдеперсовыми чулочками».
Собака увязывается за проходящим иностранцем и начинает с ним «диалог». В нем тот высказывает привычный для «друзей СССР» набор аргументов в пользу сталинского социализма, правда, немного утрированный и, можно сказать, доведенный до абсурда. Будет новая война, на которой убьют много русских детей, – говорит американец, – но это не потому, что Россия хочет войны, а потому что иначе невозможно распространить коммунизм на весь мир, капиталистические правительства ослабнут только после того, как будет уничтожена половина человечества.
– И что дальше? – интересуется пес.
– Много чего, – сказал я. Во-первых, равное распределение богатства.
– Ха-ха, – сказала собака. – Вы имеете в виду равное распределение бедности.
После этого она так же парирует аргументы собеседника о грядущем равенстве и победе над голодом, после чего поверженный человек уходит, а собака снова начинает выть на луну.
…Судя по отдельным ремаркам, рассыпанным в путевых рассказах, 27-летний писатель остался не лучшего мнения о Стране Советов. Во всяком случае сохранились свидетельства о его встрече во время пребывания в Москве с классиком армянской литературы Егише Чаренцем, которому он позволил себе дать совет по возможности покинуть СССР. Год спустя тот был арестован по обвинению в троцкизме и умер в ереванской тюрьме.
Глава шестая
«Свои»