Агент Коминтерна Исайя Оггинс (1898–1947), американский коммунист, еще студентом завербованный советской разведкой, работал в Берлине под руководством все того же Игнатия Рейсса. В 1939 году был арестован в Москве, приговорен к 8 годам лагерей. Его жена Нора вернулась в США и вступила в контакт с американскими спецслужбами, надеясь таким образом вызволить мужа из СССР. За Оггинса вступились американские дипломаты, они даже посетили его в Бутырской тюрьме. Однако выпускать Оггинса из заключения никто не собирался. Министр госбезопасности Абакумов обратился с письмом к Молотову о нецелесообразности освобождения Оггинса, так как он может «расконспирировать методы работы советской разведки, выдать известную ему зарубежную агентуру, а также рассказать о режиме содержания заключенных в тюрьмах и лагерях». После принятого Сталиным по предложению Молотова решения, как вспоминал генерал НКВД Павел Судоплатов, Оггинсу в тюрьме под видом медицинского обследования был сделан смертельный укол.
Международное вмешательство вообще мало кому помогало. Фреда Атли (1898–1978) – английская коммунистка, экономист, работавшая в Академии наук в группе профессора Варги, была замужем за сотрудником Союзпромэкспорта Аркадием Бердичевским, с которым познакомилась в Лондоне. В 1936 году, после ареста мужа и после бесконечных стояний в очередях на Лубянке, она улетела в Англию, где должна была выйти ее очередная книга по экономике. Организованная ею там кампания – Шоу, Рассел и Веббы подписывали письма советскому руководству в защиту ее мужа – ничего не дала, в марте 1938 года он был расстрелян.
Юный американец
В 1935 году 19-летний американец Том Сговио приехал в Москву к отцу-коммунисту, за несколько лет до того эмигрировавшему в СССР. Вместе с матерью и сестрой в Нью-Йорке они получили советские паспорта и сели на пароход «Бремен», переправивший их через океан. Том начал удивляться увиденному уже на границе, таможенники прослушали все привезенные им пластинки и спросили, нет ли среди них Рахманинова и Шаляпина, запрещенных в СССР. Вскоре советская действительность открылась ему во всей красе.
Родители часто ссорились, мать не могла смириться с особенностями советского быта, отец не раз просил прощения, что «привез их в этот ужас». Как вспоминал Сговио, по его наблюдениям, пары, которые жили много лет счастливо у себя на родине, вскоре после приезда в СССР часто расставались. Он даже предположил, что семьи иностранных специалистов разрушались специально – для того, чтобы те отказывались от своего гражданства и становились советскими гражданами. В качестве примера он в своей книге приводит случай инженера из Буффало, который, будучи дедушкой, женился на молодой русской секретарше.
Том хотел продолжить в СССР свое художественное образование, но его никуда не приняли. Тем не менее он работал художником в журнально-газетном объединении и даже оформил обложку для английского издания книги Бруно Ясенского «Человек меняет кожу».
Подрабатывал тем, что «ходил по ресторанам и танцевал линди», став своего рода учителем современных танцев, внезапно вошедших в моду. Еще недавно это было невозможно, джаз был запрещен. Как пишет Сговио, «Генри Скотт, американский негр, был тем, кто впервые показал “линди-хоп” в Москве. В промежутках между сеансами в кинотеатре “Ударник” Скотт и его русская партнерша танцевали как безумные».
Как такое было возможно? Ведь в 20-е годы такие танцы презирались комсомольской молодежью. А дело было в том, что Климент Ворошилов, которому приходилось выезжать за границу, устыдился своего неумения танцевать на устраиваемых там приемах. Военный офицер, который не умеет танцевать, производил на Западе странное впечатление. По инициативе Ворошилова в многочисленных Домах Красной армии, которые создавались почти во всех крупных городах, и в командирских клубах в военных городках было введено обучение командиров современным европейским танцам. Другие советские учреждения последовали их примеру.
В 1937 году отца Тома арестовали, и семья решила вернуться в Америку. 12 марта 1938 года Том обратился в посольство США для того, чтобы вернуть свой американский паспорт (по приезде он отказался от американского гражданства). Как только Сговио вышел из посольства, он был арестован. От него потребовали признания в шпионской деятельности. Как и от его соседей по лубянской камере, среди которых было много иностранцев – латышей, чехов и венгров, участвовавших в Октябрьской революции; бывшие герои стали врагами народа.
Иностранцы в годы Большого террора первыми попадали под подозрение. «Признавайтесь, почему вы вернулись, – требовали на допросе в Таганской тюрьме у армянской семьи, приехавшей в Ереван из Америки, – никто в здравом уме не оставит тамошнюю комфортную жизнь. Империалисты заслали вас, чтобы шпионить за нами».