1949 год – год разгрома Еврейского антифашистского комитета. Тем не менее Робсон попросил о встрече с «великим артистом Соломоном Михоэлсом» и поэтом Ициком Фефером. Ему сказали, что Михоэлс умер, а Фефер очень занят, пишет мемуары. Но Робсон настаивал на встрече с поэтом, и ему привезли того в гостиницу. Фефер, изобразив пальцами тюремную решетку, дал понять, откуда его доставили. На следующий день в Зале Чайковского, исполнив программные номера, Робсон объявил, что споет песню на идише в честь своих еврейских друзей – Михоэлса и Фефера, в честь всех евреев, которые боролись с фашизмом. Это была песня погибших с оружием в руках узников варшавского гетто.
Робинсон рассказывает, как какое-то время спустя, уже после смерти Сталина, Робсон приехал с концертом на завод, где он работал, и как он, услышав песню на идише, «вздрогнул от неожиданности. …Он пел на идише о вековых страданиях народа и подозревал, что она вызовет недовольство присутствовавших на концерте партийных начальников». По Москве тогда ходили пересказанные Робинсоном слухи о встрече Робсона с Хрущевым: «Робсон якобы спросил Хрущева, правду ли пишут в западных газетах о существовании антисемитизма в СССР. …Хрущев, известный своей горячностью, пришел в бешенство и обвинил Робсона в том, что он вмешивается во внутренние дела страны».
Глава седьмая
Разочарование очарованных
Поговаривали, будто корреспонденты, которые во время пребывания в России превозносили до небес все увиденное, возвратясь на родину, отзывались о поездке с крайней враждебностью.
Корреспондент
Тогда же к кампании в их защиту подключился агент Коминтерна, «гений пропаганды» Вилли Мюнценберг. Благодаря его активности с протестами выступили Альберт Эйнштейн, Бернард Шоу, Томас Манн, Джон Дос Пассос.
В Советском Союзе имена Сакко и Ванцетти были известны каждому школьнику, карандашами фабрики, названной в их честь, писала вся страна. Фабрика была построена по концессионному договору Армандом Хаммером. В 1930 году по окончании договора, – пишет он в своих мемуарах, – «карандашная фабрика была переименована в фабрику имени Сакко и Ванцетти – так она называется до сих пор. С ее каталога исчезла наша эмблема – статуя Свободы».
Московское издание своей книги о Сакко и Ванцетти Лайонс лично подарил Сталину. Он стал первым из иностранных корреспондентов, которому позволили взять интервью у вождя. Это случилось в 1930 году, сразу после того, как рижские журналисты пустили слух об исчезновении Сталина.
Годом раньше журналист Джордж Вирек попросил о встрече со Сталиным, но ему отказали, несмотря на то, что он был сыном одного из соратников Маркса. Потом – с «мадам Лениной» – гонорар за такие интервью мог покрыть расходы на поездку, – и вновь потерпел фиаско. Крупской не позволяли играть роль «первой вдовы»: по расхожему анекдоту, вождь пригрозил ей в случае поддержки оппозиции «назначить вдовой Ленина Фотиеву или Стасову».
Между прочим, Лайонс, проживший в Москве 6 лет, за это время собрал целую коллекцию анекдотов. В изданной после отъезда из СССР книге «Московская карусель» он приводит какие-то из них – в подтверждение мысли, что анекдот является одной из форм коммуникации в советском обществе.
За время пребывания в Советской России – с 1928 по 1934 годы – Юджин Лайонс превратился из горячего сторонника в жесткого критика советского эксперимента. О своем пути прозрения он рассказал в книге «Командировка в Утопию», уже в названиях глав которой («Аллилуйя», «Сомнения» и «Разочарование») нашли отражение происшедшие с ним метаморфозы.