В этот период на работу приехали около 18 тысяч американцев, включая несколько сот чернокожих. Появление одного из них на СТЗ вызвало недовольство рабочих-американцев, расистов Льюиса и Брауна. Они не могли смириться с присутствием негра в своих рядах и решили его «проучить». Правда, Робинсона предупредил другой белый американец – Франк Бруно Хоней, наладивший пружинное дело на заводе (позже его наградили за это орденом Ленина и подарили легковую машину). Но 24 июля 1930 года избиение все же состоялось.
«Мы не допустим в СССР нравов буржуазной Америки» – так называлась передовая в газете «Труд» с рассказом о «сталинградском инциденте». После публикации немедленно было возбуждено уголовное дело, и через три недели состоялся суд. Льюис и Браун были приговорены к лишению свободы на два года каждый. Но «с учетом того, что расовая вражда была привита им в силу капиталистической системы эксплуатации “низших рас”», лишение свободы было заменено высылкой из СССР. Правда, Брауна, «осуждающего совершенный им поступок и желавшего загладить свою вину перед рабочим классом», помиловали и разрешили продолжить работу на СТЗ.
История эта стала получила известность за пределами страны. Юджин Лайонс, московский корреспондент
Инцидент чуть было не нашел отражение в советской литературе. Во всяком случае Горький в «Беседе с молодыми» выделил из полутора десятка прочитанных им рукописей начинающих писателей рассказ «Сын». О том, как «на заводе у станка появился чернокожий, курчавый, толстогубый человек. …Наверное, над негром посмеивались, хотя бы и не обидно для него, но негры вообще очень обидчивы, особенно негры из Америки, где их не считают за людей». Рассказ классик соцреализма счел неудачным, поскольку в нем не было изображено, «как иноплеменные люди сживаются с нами. …Заводской комсомол тоже бездействует».
«Я другой такой страны не знаю,
где так вольно дышит человек»
По истечении контракта с СТЗ Робинсон переехал в Москву и поступил на Первый шарикоподшипниковый завод, где трудилось более 300 иностранцев. Когда в 1934 году был избран помимо своей воли депутатом Моссовета, он понял, что его используют как витрину для антиамериканской пропаганды и критики расизма в США.
К 1941 году из 300 иностранных работников осталось только двое. Робинсон боялся, что в любой момент его репрессируют, мечтал о возвращении, обращался в американское посольство, где ему не помогли, посчитав коммунистом (он получил советский паспорт).
Чтобы вырваться из Советского Союза, Робинсон использовал свое знакомство со знаменитостью – Полем Робсоном. В 1934 году «знаменитый негритянский певец», как его называли в советских газетах, в ту пору такое выражение считалось вполне политкорректным – впервые приехал в нашу страну.
Популярность Робсона в СССР была невероятно велика. Даже автор этих строк застал его славу в конце 50-х годов, когда тот выступал с концертами в Москве, пел дуэтом с Иваном Козловским, исполнял по-английски Гимн Советского Союза, а его «Широка страна моя родная» звучала из каждой радиоточки.
Вернемся, однако, к Робинсону. Он вспоминает в своей книге «44 года в Советском Союзе. Автобиография черного американца», как получил приглашение на прием, который давало в честь Поля Робсона Всесоюзное общество культурных связей с заграницей. «Его встречали как международную знаменитость, одного из величайших певцов мира». Приглашение, как и вся официальная корреспонденция, которую он получал, было адресовано «негру Роберту Робинсону».
С тех пор Робинсон не раз встречался с Робсоном. Во время его очередного приезда в 1949 году день рождения Робсона отмечался в Колонном зале. «Нас, вместе с тринадцатью почетными гостями, усадили в президиум, – пишет Робинсон. – Очевидно, это было сделано в целях пропаганды – парочка черных лиц была очень кстати».
Робинсон мечтал вырваться из СССР и придумал для этого благовидный, как ему казалось, предлог. «Я отправился к нему в гостиницу на следующий же день после его первого концерта и попросил помочь мне уехать в Эфиопию, где я смогу обучать молодых рабочих». Но Робсон отказал – «в Советском Союзе лесть и внимание настолько вскружили Робсону голову, что помогать мне он не стал».
Спустя несколько лет в Москву, по дороге в Китай, заехала Эсланда, жена Робсона. При встрече (не в гостинице, на улице) та сказала ему: «Вы просили Робсона помочь вам выехать в Эфиопию. Мы обдумали вашу просьбу, и он решил, что не может этого сделать. Видите ли, мы на самом деле недостаточно близко с вами знакомы и не представляем, что у вас на уме. Предположим, он вам поможет уехать, а вы, в Эфиопии, станете врагом советской власти. Тогда у нас возникнут неприятности с властями здесь, в СССР».