Великий обман. Чужестранцы в стране большевиков

«Как и многие другие, попавшие туда на крыльях надежды, Лайонс постепенно потерял иллюзии, но, в отличие от некоторых, решил рассказать об этом…» – писал Джордж Оруэлл в рецензии на «Командировку в Утопию» (которая, в отличие от самой книги, давно переведена на русский), где выделяет ее среди тех книг о сталинском режиме, «которые либо настолько тошнотворно “за”, либо так ядовито “против”, что запах предубеждения слышен за милю». «Система, описанная Лайонсом, – заметил Оруэлл, – ничем существенным не отличается от фашизма. Вся реальная власть сконцентрирована в руках двух-трех миллионов человек; городской пролетариат (теоретически – наследник революции) лишен элементарного права забастовки… ГПУ вездесуще; каждый живет в постоянном страхе доноса… “Ликвидация” кулаков, нэпманов, чудовищные процессы и… дети, которые пишут в газетах: “Я отрекаюсь от своего отца – троцкистской змеи”…»

Ему вторит Лайонс, возмущавшийся западными восторгами по поводу Советской России. Особое негодование у Лайонса вызывали те заезжие соотечественники, которые уверяли: весь этот голод, слухи о концлагерях – «все это так преувеличено…» Правда, что касается корреспонденций Лайонса из Москвы, то они мало отличались от реляций его коллег, корреспондентов иностранных газет. Объяснялось это отчасти тем, что среди них было немало сторонников советского эксперимента.

Голод

Артур Кёстлер, будущий автор «Слепящей тьмы», весь 1933 год писал из СССР благостные репортажи, хотя, по его признанию, «видел опустошительное действие голода на Украине, толпы оборванцев, семьями нищенствующих на вокзалах, женщин, протягивающих к окнам вагонов своих голодных детенышей…» Как он впоследствии признавался, ему «сказали, что все это – кулаки, которые противятся коллективизации, враги народа, предпочитающие собирать милостыню и не работать», и он принял эти объяснения.

Вообще-то от гостей Страны Советов старались скрыть то, что происходит. В 1933 голодном году три группы иностранных рабочих и специалистов были награждены бесплатными круизами на пароходах по Волге. 613 иностранцев и членов их семей. Хотя места, которые они должны были посетить, все еще страдали от последствий жестокого голода, во всех городах на пути следования парохода заранее делали «генеральную уборку», а почетных гостей встречали с оркестрами.

Во время поездки Лайонса в передовой колхоз крестьянский паренек шепнул ему, чтобы он не верил ничему из услышанного, потому что все кругом кулаки. «Как кулаки?» – изумился Лайонс. «Да, это все бедняки и они в колхозе, – согласился его юный собеседник, – но внутри они все до одного кулаки», и когда он вырастет, станет рабочим в городе и вернется сюда, то всех их «пустит в расход». Этот эпизод – не только об обстановке всеобщей подозрительности, он еще и о том, что, как пишет Лайонс, «окрепло убеждение, что человеческая жизнь как таковая ничего не стоит, это просто сырье истории. Возникла странная гордость умением убивать как можно больше ради некоей цели, и называется она “большевистская беспощадность”».

Малкольм Маггеридж, просоветский поначалу журналист газеты Manchester Guardian, в 1932 году совершил путешествие на поезде по Украине и Кавказу. «Так получилось, что я оказался единственным журналистом, побывавшим в голодающих регионах СССР. …В своих статьях я стремился описать все, что видел: покинутые, без всяких признаков жизни деревни, заросшие чертополохом поля, голодные запуганные люди, везде военные и мужчины в кожанках с гранитными лицами – верный признак того, что голод организован сверху». Маггеридж тайно пересылал свои заметки дипломатической почтой в Англию. Казалось бы, статьи должны были сделать его знаменитым, но вместо этого он, обвиненный во лжи, потерял работу.

«Это не принесло мне славы, – вспоминал годы спустя Малкольм Маггеридж, – напротив, я заработал клеймо лжеца и клеветника, которым меня наградили как читатели, чьи письма публиковались в Guardian, так и многие западные журналисты. Пришлось ждать, пока Хрущев, который уж точно знал правду, поскольку был одним из главных устроителей голода на Украине, не расскажет о нем в докладе на XX съезде КПСС. Мои свидетельства оказались бледной тенью того, что он обнародовал».