Великий Шёлковый путь. В тисках империи

Лицо грека мрачнеет. Он трет жесткой ладонью плешивую голову, что-то обдумывая. К этому времени отряд уже достиг перевала, и Бачкос дает команду на привал. Лошадям пора отдохнуть, да и Марк с Сальвием, хотя и производят впечатление «железных» людей, тоже порядком устали, поднимаясь вверх пешком наравне со всадниками. Бачкос показывает вперед, в сторону широкой долины.

– Раньше тут ходили караваны, а потом перестали. Зверь тут поселился…

– Какой зверь? – в Заряне проснулся охотничий азарт.

– Беда в том, что никто и не знает толком. Живыми не уходили… Люди называют его гишу.

– И ты так спокойно говоришь об этом? – выкатывает белки глаз нубиец.

Бачкос скребет ногтем мохнатую шею и шумно вздыхает. Становится ясно, что ему не до шуток. Притихли и его спутники.

– Год его не видели. Может, издох… Мы, когда ходим здесь, обязательно везем мясо тарпанов… Оно тухнет и воняет, жуть просто, но гишу именно такое и любит…

– Что-то я не заметил мяса… – Марк со скепсисом слушает рассказ о звере и хочет поддеть охотников.

– У меня был выбор: отсутствие мяса или искалеченный дориец. Или кто ты там?.. Я неверно поступил?

– Это не твой выбор, а богов… – усмехается Марк. – Захотят – покалечат или убьют меня, но они решили иначе…

Боги также решили, что сегодня им придется ночевать в горах. Суровый Борей погнал в долину тучи, словно стадо коров на тучные пастбища. В мгновение ока и долина, и тропа с перевала скрылись в серой мгле, так что шансов сломать шею при спуске оказалось больше, чем попасть в лапы загадочному зверю. Благо рядом оказалась подходящая пещера, в которой удалось укрыться вместе с лошадьми. Вход перекрыли большим костром.

4

В шум ветра примешивается странный звук. Нарастая, он превращается в неприятный отрывистый хохот, переходящий в плач, а затем в протяжный вой, и вдруг резко обрывается. И ветер становится подобен тишине.

Заряна оглядывает присмиревших мужчин и первой прерывает молчание:

– Я знаю рык горного льва и как разговаривает медведь… Что это?

– Гишу… Он жрет даже кости верблюдов. Я видел останки, – поеживается Бачкос, сквозь пламя костра напрасно всматриваясь в ночную тьму. Густой туман съел не только луну и звезды, но и все предметы на расстоянии вытянутой руки.

– Тише! – сарматка падает и прижимает ухо к земле. – Слышите?

Сальвий тоже плюхается на землю и старательно слушает, сдвинув брови и подобрав толстые губы. С растопыренными руками и задранной вверх левой пяткой он похож на гигантского черного скорпиона.

– Решил выкрасить свой обрубок в белый цвет? – в другой ситуации пират не спустил бы Марку едкую шутку, но сейчас он лишь молча отряхивает меловую пыль пещеры с покалеченного уха.

– Идет большой зверь. Когти наружу, как у собаки. Значит, не лев. – Заряна вскакивает на ноги.

– Ни одна тварь не терпит огня… – по сигналу Бачкоса охотники суют в костер заготовленные факелы. На стенах пещеры начинают играть причудливые тени.

– Интересно посмотреть на то, что еще никто не видел живым! – Марк одалживает метательное копье у охотников на тарпанов и примеривается к нему поудобнее.

– Мне одному страшно? Или вы все вообще голову потеряли?

Наемник надменно сплевывает, глядя на Сальвия.

– Как ты хочешь любоваться на драконов, если боишься полуночного пса?

– Пса… Ты сказал «пса»? Где ты видел таких псов? Да я лучше к акулам пойду! – психует Сальвий.

– Пришельцы, я не сказал главное! – вмешивается Бачкос. – За шкуру гишу полагается награда – один талант золота!

– Это дворец с прислугой… – Марк оборачивается к чернокожему гиганту. – Морской бродяга, твое мнение не поменялось?

Много интересного о своих народах могли бы узнать грек и дориец, их словарь наверняка бы пополнился изощренными ругательствами, почерпнутыми пиратом в путешествии вокруг Африки, но, не успев разразиться проклятиями, Сальвий наталкивается на презрительный взгляд Заряны.

– Да идите вы к Аиду! – бурчит нубиец под нос, поджигает факел и встает рядом с сарматской принцессой.

И вовремя!

5

Разбрасывая горящие поленья в стороны, в проеме появляется невиданное существо не менее четырех локтей в холке. Могучий приземистый корпус покоится на кривых росомашьих ногах с широкими острыми когтями, одинаково приспособленными как вспороть медвежье брюхо, так и сломать спину верблюду. Костер взрывается искрами, осветив огромный – в полтора конских – череп, покрытый рыжей жесткой шерстью, с уродливым шрамом вместо левого глаза. Кто смог оставить эту страшную отметину – носорог, защищающий детеныша, или человек в последней отчаянной схватке? Судя по множественным шрамам на курносой гиенообразной морде, многие пытались защитить свою жизнь, но вряд ли кому это удалось.