Великий Шёлковый путь. В тисках империи

И Бачкос напрасно машет факелом – не издав ни звука, реликтовый зверь одним движением сносит греку голову. Оборвав повод, лошади безумствуют в пещере, сталкиваясь друг с другом, сбив с ног Сальвия и растоптав одного из охотников на тарпанов. Второй, парализованный страхом, выронив лук, бросается к выходу и падает с перебитым хребтом, настигнутый железной лапой. Все это происходит в мгновение ока, так что воины даже не успевают перегруппироваться. Животным везет больше. Пока исполин занимается людьми, им удается вырваться наружу, и с диким ржанием лошади исчезают в темноте. Правда, одна из них, с распоротым животом, оставляет часть внутренностей в пещере, в агонии разматывая по дороге остальные.

Заряна оглядывает место схватки. Три трупа и полумертвый Сальвий. «С бегством лошадей в пещере стало безопаснее, если так можно оценить ситуацию», – про себя отмечает воительница, кивая Марку – на разговоры времени нет. Гишу, наоборот, не спешит, внимательно выбирая жертву. Заряна, словно кузнечик, прыгает в слепую зону мертвого глаза и бьет зверя мечом в широкую грудь, но акинак застревает в сплетении тугих мышц и ломается, не причинив хищнику серьезного вреда. Ответный удар отбрасывает сарматку на землю. Ее правая рука обвисает, как плеть, рассеченное плечо, из которого торчит обломок ключицы, заливает кровью. Вонзив когти девушке в бедро, чудовище раскрывает пасть: еще миг – и в ее голову, как в арбуз, вопьются четыре жутких клыка, каждый размером с кинжал…

Вдруг зверь резко разворачивается. Это Марк отвлек монстра, пытаясь вонзить пилум в его единственный глаз, но неудачно. Наконечник отскакивает от прочного лба, скользит по щетинистой морде и, разорвав круглое ухо, впивается в шкуру на шее. Второго шанса гишу не дает. Оскалив окровавленную пасть, гигант стряхивает копье и перекусывает его, словно прутик, заодно с кистями рук центуриона. Кровь фонтаном брызжет на белые стены пещеры, оставляя на них причудливую роспись. Римлянин с удивлением смотрит на свои конечности и падает, настигнутый болевым шоком.

Пользуясь роковой для Марка атакой, очнувшийся Сальвий подбирает лук убитого охотника и, вложив в натяжение тетивы всю свою недюжинную силу, всаживает стрелу под правую лопатку зверю. Такой выстрел мог бы сразить льва наповал, но по могучему торсу реликта лишь пробегает судорога. Хищник переключается на новую жертву, но в этот момент, превозмогая боль, Заряна отталкивается ногами от стены и закатывается ему под брюхо. Собрав последние силы, сарматка всаживает обломок меча прямо в сердце монстра. Подминая девушку задними лапами, гишу все еще рвется в сторону своего обидчика, но в локте от горла Сальвия убийственные челюсти с предсмертным хрипом безвольно смыкаются и уродливая морда, словно таран, сбивает нубийца с ног.

Не веря, что живой, пират скидывает с себя огромную голову и с трудом достает из-под агонизирующей туши бесчувственную Заряну – сарматка залита кровью, своей и зверя, и жадно глотает воздух, приходя в себя.

В углу слышен стон – это Марк, который еще не умер. Из обрубков рук хлещет кровь.

– Боги, как ты выжил? – непослушными пальцами Сальвий долго копается в своем поясе и наконец извлекает кожаный мешочек с зеленым порошком. Под действием лекарства обнаженные куски мяса начинают пузыриться и покрываться коркой, затворяя кровь. Римлянин с трудом открывает глаза.

– Прошу! Прикончи меня!

– Зачем? – тупо спрашивает Сальвий, который теперь присыпает чудодейственным зельем раны сарматской принцессы.

– Ты не дотащишь нас двоих… А я… Я не хочу жить калекой…

– Постой, постой. Я знал одного гладиатора в Сицилии, он без рук… – пускается в воспоминания Сальвий.

Но Марк перебивает:

– Помнишь, я говорил о выборе богов? Он сделан! Не лошади, так этот проклятый монстр! Все предопределено… – центурион натыкается на недоверчивый взгляд. – Хорошо, тогда облегчу твой выбор! Клянусь Зевсом, что не собирался ничего делить и даровать вам жизнь. Вы оба преступники и обречены на смерть – я бы убил вас во сне, на охоте, как угодно. После того как мы найдем Страну шелка. Я не видел в вас друзей… Особенно в тебе, раб! – наемник заходится лающим смехом.

Чернокожий гигант садится перед бьющимся в истерике Марком и долго молчит, задумчиво уставившись в забрызганную кровью стену.

– А я ведь поверил… – грустно качает головой пират.

– Ну и отлично! Тогда прикончи меня! – хрипит критский наемник.

– Нет. Мучайся, тварь! – поднимаясь, жестко отвечает Сальвий.

Глава 21 Одиночество

Чанъань, столица империи Хань

1