– Знаешь, – гордо улыбается Яромир, – я почти каждый день уворачиваюсь от амфор с маслами и острых пинцетов, которые Тимон в меня кидает, когда напьется. Он хороший человек, много для меня сделал, но, кажется, с годами теряет рассудок… Я понимаю одно: однажды я не смогу увернуться… И ради чего?
Деметрий смотрит на подростка – на его глазах появляются слезы. Грек снимает с пальца перстень и дает его Яромиру.
– Она послала тебя ко мне, к ней ты и пойдешь! Это все, что у меня есть… Продай его, выручи сколько-нибудь…
Яромир с восторгом рассматривает перстень.
– Это перстень самого Селевка?
– Да… Думаю, он видел, как основали этот город, Яромир!
Яромир прижимает перстень к груди, и вовремя. За дверью слышатся шаркающие шаги тюремщика и недовольный голос:
– Сколько можно возиться? Покормил и вали отсюда!
Яромир быстро сует перстень за пазуху и шепчет:
– Я найду ее!
Следующий день сын аптекаря провел в греческом храме. Жрицы милостиво разрешили скопировать ему фреску, и Яромир, обложившись плошками с красками, старательно перевел на кусок пергамента изображение Атаргатис. Вначале остро отточенными перьями, потом кусочком угля, а потом в ход пошли и краски. Когда он показал работу жрицам, девушки долго дивились, цокали языками и трепали мальчика по кудрявым локонам, вгоняя его в краску.
Но перстень, к его огорчению, они купить не смогли. Галикеш разграбил храм в первый же день своего правления, и если фреска с богиней и сохранилась, то лишь благодаря тому, что содрать и унести ее, как дорогие шелковые завесы или золотые светильники со стен, было невозможно.
Нечего делать, Яромир направляется на базар, но навстречу ему несется толпа возбужденных людей. Еще недавно обезлюдевший, напуганный город ожил и забурлил. Горожане спешат к городским воротам. Увлекаемый человеческим потоком, Яромир присоединяется к толпе.
У ворот уже творится невообразимое: парфянские солдаты с трудом сдерживают возбужденных граждан полиса. Толпа скандирует:
– Геракл! Геракл! Геракл!
Яромир протискивается между ногами какого-то верзилы, затем просачивается между почтенной семейной парой и, подтянувшись, вскарабкивается на выступ городской стены. По живому коридору черный исполин тащит за собой шкуру гишу с огромной головой. Торс гиганта обнажен и весь лоснится от пота, белки глаз и зубы мечутся белыми пятнами на черном лице.
…Нубиец устал, но рев толпы придает ему силы, он расправляет мощную грудь и ускоряет шаг. Выглядит он действительно, во всяком случае в глазах Яромира, как небожитель. За Сальвием на конях едут парфяне во главе с Сантухтом, за спиной одного из всадников – Заряна, укутанная в шкуры. Сарматка с трудом держится на лошади.
Процессию осыпают цветами, девушки бросаются на шею Сальвию, но их вовремя ловит стража. Сантухт послал вперед гонца к только что вернувшемуся Галикешу, и слух о победе над демоническим зверем, держащим в страхе всю округу, распространился мгновенно.
Дождавшись, пока ворота цитадели закроются за героями, Яромир спешит по своим делам.
Галикеш только ночью вернулся из столицы, оставив подручных возиться с выторгованным у Фраата войском, и сразу же другой подарок.
Еще вчера нищий предводитель степной ватаги начал верить в свою звезду. Ахура-Мазда благоволит к нему, и, если боги не шутят, он заставит Суренов и Каренов потесниться у парфянского трона – так размышляет гирканец, развалившись в кресле приемного зала правителей Маргианы.
– Предводитель, вот он! – вперед выходит Сантухт, представляя Сальвия. – Рад представить тебе Геракла-избавителя! Городское проклятие снято!
Галикеш, расплываясь в улыбке:
– Конечно, не так я представлял себе Геракла. Или ты ночной Геракл?
– Боги мало отличаются от людей, когда живут среди них, – не теряется Сальвий. – Хоть ночной, хоть утренний, как угодно, но жду от тебя талант золота, правитель!
Галикеш скалится от умиления. Мог ли он мечтать о таком, когда тащил козла лизать пятки сирийского царька?
– Сразу видно – греческий бог! Что бы ты еще хотел, Геракл? Может, собственный храм посетить?
– Обязательно! – кивает Сальвий. – Дай только утолить человеческие желания – мои и моей спутницы, ей, впрочем, лекарь нужен, а потом готов и в храм, и с горожанами пообщаться… Гляжу, там много красавиц!
Галикеш хлопает в ладоши и громко кричит:
– Оставьте нас! Хочу лично поговорить с героем!
Сантухт кланяется и вместе с охраной удаляется, оставляя Сальвия и Галикеша наедине. Последний встает с трона и подходит вплотную к Сальвию, неожиданно грубо хватая его за подбородок.
– Мне приходилось бывать на невольничьем рынке на Южном море. Там каждый второй – Геракл. Кто ты такой? Отвечай, или пойдешь конюшни чистить – их, как у Авгия, много лет не трогали!
– Какая разница, кто я? – Сальвий нисколько не обескуражен. – Мне нравится быть Гераклом, им и останусь. Так что, правитель сдержит слово? Мне ждать денег?
– Алчный сукин сын… Это свойственно нищебродам: урвать и уйти в тень… – Галикеш хмыкает, вспомнив себя совсем еще недавно. – Но ты же герой! Может, тогда поможешь мне, а я помогу тебе и дам больше?