Великий Шёлковый путь. В тисках империи

В походе Тарима словно подменили. Он стал очень серьезен и почти не встречался с гостями, проводя все время в совещаниях с дядей и сотниками. А с разведчиками, возвращающимися из рейдов, и вовсе шептался в одиночку в своем шатре. Араш относился к этому снисходительно и не мешал племяннику «играть в войну», как он это называл.

Улучив благоприятный момент, Араш проводит беглецов через посты охраны.

– Что тебе за это будет? – оглядывается Чжан Цянь на огни лагеря, едва пробивающиеся сквозь туман, укутавший и без того беззвездную ночь. Лошади с обмотанными для бесшумного хода копытами нетерпеливо ждут седоков. С вечера их хорошо накормили и вдоволь напоили, и теперь «небесные скакуны» жаждут простора.

– Думаю, детская истерика и немедленная ссылка в стойбище… – постукивает черенком плетки по сапогу Араш. – Я, кстати, очень надеюсь на это, потому что вылазка обречена на провал.

– Не жалко своих людей? – подает голос хунн.

– Мои люди не пойдут на убой… Тарим развернет лошадей, и это будет единственное верное решение…

– Спасибо!.. – подходит к Арашу Млада. – Ты так много делаешь для нас…

Араш хмурится.

– Я уже намекнул своему хуннскому другу, почему я это делаю. Долг чести считаю исполненным, так что, надеюсь, больше не увидимся! – помогает он девушке сесть в седло.

Больше говорить не о чем. Чжан Цянь и Гань запрыгивают на коней, и троица уносится в темноту.

– Строго на восход. Без колодцев в пустыне не выжить! – догоняет их голос Араша.

Позже Чжан Цянь обдумает, как поступить, но ясно одно: будь Араш царем, Поднебесная обрела бы грозного союзника. Так размышляет ханец, склонившись к луке и дав возможность ханьсюэ ма самому выбирать дорогу. «Сейчас главное – свобода и Млада», – оглядывается лан на любимую, скачущую справа от него.

2

– Да как ты смел? Я – «серебряный царь», а не ты! Понимаешь это?

– Конечно, царь! – безразлично соглашается сидящий на деревянной скамье Араш, глядя на беснующегося Тарима.

– На что ты вообще рассчитывал? У тебя такое лицо, что тебе все равно… Аа, ты веришь в свою безнаказанность? – догадывается подросток. – Так ведь, дядя?

Араш наигранно растягивает слова:

– Накажи меня! Я заслужил!

Тарим в ярости сжимает кулаки.

– Так… Ты полностью отстранен от управления. Я разжалую тебя в сотники… Нет, в десятники!

– Прикажешь вернуться к царице? – равнодушно кивает Араш.

– С какой это стати? Пойдешь в бой первым. Или ты привык слюну метать, а не стрелы?

Араш поднимается и подходит вплотную к племяннику:

– Разошелся ты, дружок… Десятником, значит, десятником… Но оскорблять не смей!

– Ладно, прости… – отстраняется Тарим. – Я знаю, зачем ты это сделал, дядя. Ты можешь прикрываться своей доблестью и говорить, что щедро благодаришь того хунна за победу над собой, но дело не в этом…

– И в чем же, племянник? – с любопытством спрашивает Араш.

Тарим садится на ковер, скрестив ноги, и с хрустом потягивается.

– Ты привык быть первым, а теперь стал вторым… И это навсегда! Маленький Тарим подрос. Так уж случилось, дядя! Признайся в этом. Хотя бы себе!

Араш задумчиво смотрит на спесивого подростка – а ведь действительно подрос… Совсем недавно он катался на его спине с деревянным мечом, а теперь на полголовы выше и смеет поучать его – воина, только что покорившего целую страну. Причем без всяких сражений, без гибели людей, без крови и страданий. «Надо серьезно поговорить с сестрой», – решает Араш.

– Подрос, да не вырос… Я боюсь, что ты наделаешь ошибок, а это ненужные смерти…

– Но пока ошибаешься ты, мудрый Араш! – насмешливо парирует Тарим. – Ты ведь послал беглецов через черные пески? Так? – Не дождавшись ответа, юноша злорадно сообщает: – Разведчики доложили, что на пять дней пути все колодцы там отравлены. Парфяне ждут нас! – Араш меняется в лице. Теперь Тарим подходит вплотную к дяде и, вбивая каждое слово, победно завершает свою речь: – Надеюсь, тебе хватит времени, чтобы исправить ошибку. Смерть гостей ляжет вечным проклятием на хозяина, нарушившего законы гостеприимства.

3

Даже парканские кони не могут бесконечно идти под палящим солнцем по раскаленному песку. Им тоже требуется прохлада оазиса. А что говорить о людях. Обессиленные Чжан Цянь, Гань и Млада движутся к линии горизонта, пробираясь по пустыне, поросшей редкими колючками. Огромное пространство залито солнечным зноем – в небе лишь изредка встречаются парящие над маревом стервятники.

– Почему они называют это место черными песками? Когда он так слепит… – ворчит Гань.

– Потому что мысли черные рождает… – пытается шутить Цянь. – Млада, как ты? – участливо смотрит он на девушку. В ответ Млада лишь вымученно улыбается.

– Если это не колодец, значит, я ничего не смыслю в степи, – показывает Гань на стайку низкорослых кустарников. Но беглецы обессилены так, что даже не могут радоваться. – Первым делом – напоить животных, – охотник спрыгивает с лошади. – Млада, ложись пока в тень. А ты помоги! – распоряжается он, но Чжан Цянь едва стоит на ногах: он идет, падает на колени, пытается встать. – Ладно… И ты ползи… Какие вы все тут нежные!

– Почему, Гань? Я сейчас сдохну… Дай нам воды!