Великий Ван

Судя по шуму и грохоту падающих камней в расщелине скалы, тигрица быстро спускалась вниз. Все трое охотников застыли в ожидании зверя и взоры их пронизывали заросли у устья каменной щели. Сначала показалась голова тигрицы. Уши ее были прижаты к затылку, пасть открыта и дикие желтые глаза метали молнии. Одно мгновение она стояла неподвижно, рассматривая своих врагов. Старик поднял руку кверху, защищая свою голову и плечи. Первый удар зверя он должен был принять на себя и движением этим возбудил его внимание. Тигрица зарычала и бросилась на старика. Ударами лап она сбила его с ног и насела на него всей своей тяжестью.

Рыча и фыркая, она наносила ему быстрые удары лапами по левой руке, которую старик выставил кверху. Невероятная сила спасла старого охотника от гибели. Рука его гнулась, но не поддавалась, и сыромятная кожа летела клочьями под ударами острых когтей разъяренного зверя.

Момент был критический и старик изнемогал. Заметив это, Роман, размахнувшись, ударил тигрицу по плоской голове своим крепким тяжелым кулаком. Удар был настолько силен, что могучий зверь низко опустил свою голову, в то же время нанеся ответный удар по правому плечу охотника. Роман пошатнулся, но устоял на ногах, Тигрица оставила старика и обрушилась всей своей тушей на его сына. Удары лапами сыпались на него. Воспользовавшись этим моментом, отец поднялся на ноги и вместе с Никитой набросили на зверя сеть. Голова и одна лапа тигрицы захвачены были тонкой, но крепкой сеткой. Молодой богатырь боролся со зверем, стоя на ногах. Руки его и плечи покрылись кровавыми пятнами, но он не выпускал веревок, которыми должна быть связана тигрица, Концы сетки все сильнее и сильнее стягивали шею тигрицы и она, оставив Романа, когтями старалась освободиться от душивших ее веревочных пут. Израненный и разгоряченный борьбой, Роман бросился на тигрицу, катавшуюся по снегу, c целью сбросить с себя коварную сеть. Поймав свободную лапу зверя, он надел на нее веревочную петлю и затянул. Этим воспользовались другие охотники и помогли Роману накинуть такие же петли и на задние лапы. Зверь был уже во власти охотников, но он не сдавался и делал отчаянные усилия освободиться и порвать веревки.

В пылу борьбы и сопротивления тигрица глухо рычала, и кровавая пена выступала из ее пасти.

Держа за концы веревок, охотники подтащили отчаянно бившегося зверя к стволу ближайшего дерева и прикрутили к нему лапы. Затем, им уж не представляло никакого труда окончательно связать тигрицу и вставить ей в пасть обрубок дерева, который был зажат зубами зверя.

Покончив с этим делом, охотники присели тут же передохнуть. Вытирая потные лбы и приводя в порядок разорванную одежду, они делились впечатлениями и вспоминали различные перипетии смертельной борьбы со зверем.

Собаки лежали возле них на снегу, косясь на связанную тигрицу, прикрученную к дереву. Потеряв окончательно силы в борьбе, зверь лежал неподвижно у ствола старого дуба и тяжело дышал. Глаза его были закрыты и он, казалось, дремал. Но это не был сон, это было забытье, граничащее с потерей сознания.

Помимо напряжения физических сил, ему пришлось израсходовать свои духовные силы. Теперь им овладела апатия от переутомления. В голове его бродили неясные мысли и кошмар пережитого вставал перед ним в багрово-красном тумане.

Только упругий, постоянно напряженный, хвост зверя шевелился и вздрагивал, конвульсивно извиваясь.

«Ну, ребята! Айда прокладывать дорогу для саней, а то в такую трущобу их не протащить! – произнес старик, затягивая пояс на своей стройной талии. – Солнце уже низко! Времени осталось мало, дорога долгая! К ночи еле управимся!»

С этими словами старый Кузьма зашагал вниз, спускаясь по косогору через бурелом и заросли.

За ним двинулись собаки, во главе со Змейкой. Сыновья отстали от отца, так как заняты были перевязкой ран, нанесенных тигрицей.

XXXII. Последний бой

Зловещий, недобрый сон снился Вану.

В полузабытьи он слышал глухой рев и призывные крики тигрицы. Чуткое ухо Вана проснулось раньше его самого.

Не открывая глав, он стал прислушиваться. Крики то усиливались, то ослабевали. Ван поборол свою слабость и сел, чтобы лучше слышать. Звуки борьбы доносились явственно с того хребта, где осталась тигрица. Что бы это значило? Ван недоумевал и долго еще оставался в прежней позе ленивой апатии, не решаясь двинуться с места. Неясные, смутные подозрения стали закрадываться в его мозг. Он знал, что там остановились охотники. Рев тигрицы указывал на борьбу. Оставить ее одну, в смертельной борьбе с человеком, Великий Ван не мог.