Великое чудо любви

Я бегу и считаю, считаю и бегу. Жилетт бросается за мной, но поскальзывается на льду, и это ее замедляет, а я, босиком, словно парю на облаке. Ноги тонут в снегу, я уже не чувствую ни пальцев, ни даже пяток, но от этого только легче, и все вокруг кажется таким восхитительным, таким чудесным: мерзлые белые хлопья на теле, беззубые десны старухи, летящие вслед крики, радостные или тоскливые. Это полная отрешенность, и пока я живу, пока дышу, она пребудет со мной. Вокруг слышны голоса, они о чем-то просят, должно быть, остановиться, сдаться, но это невозможно, ведь я – великая северная река, а реки не остановишь. Подняв голову, я вижу Новенькую, что наблюдает за всем происходящим из-за оконной решетки. В ее глазах улыбка, ведь пока я хотела развернуть ее, отправить на нужную сторону дороги, она уже радостно гнала по встречке.

Отсчитав тысячу шагов, я падаю, руки и ноги сразу засыпает хлопьями, снег набивается в рот, в уши и впадину между ног, скапливается под мышками и даже в пупке.

– Ну и упряма же ты, малышка, – слышу я, бессильно распластавшись по льду. – Как мне теперь тебя выгнать? Надо же так хотеть всегда оставаться правой!

Его обжигающие пальцы касаются моей щеки, но единственная рука, которую я сейчас хотела бы ощутить на лице, принадлежит женщине, уже не помнящей, как меня зовут.

Я так замерзла, что почти не замечаю наброшенного на плечи пальто. Потом меня приподнимают, переворачивают на спину, и ветви деревьев вдруг кажутся ближе. Что-то тонкое, серое, высовывается сквозь решетку на окне нашего отделения – это рука Новенькой. Видишь, говорю я ей снизу, докторишка и меня взял в невесты, совсем как тебя. Вот только мама ко мне не приедет и не станет кормить с ложечки.

На лестнице к нам присоединяется Лампочка. Докторишка на секунду останавливается, и я, закрыв глаза, погружаюсь в сон. А когда проснусь, все вокруг в самом деле будет бело. Ждать мне больше нечего.

Часть вторая

31 декабря 2019 года

16

Такой она мне сегодня и приснилась.

Распростертой в снегу, как ненужная, брошенная вещь. Навязчивый сон, синьора Локателли, понимаете? Не хотите поделиться своими? Ладно, может, на следующем сеансе, а пока послушайте. В психотерапии умение слушать имеет основополагающее значение. Терапевт говорит, а пациент терпеливо ждет, и никак иначе. Но, возможно, хотя я занимаюсь этим уже пятьдесят лет, вы знаете лучше? В целом, как уже было сказано, навязчивые сновидения – это наши неразрешенные проблемы, трещины в сознании, сквозь которые проникают отблески бессознательного. Как вам метафора? О, ничего особенного, это моя профессия.

Вопросы, которые мы ставим перед собой в течение дня, приходят к нам снова ночью, во сне. Быть может, именно поэтому в последние три года, примерно с тех пор, как я в последний раз о ней слышал, она стала сниться мне чаще. Я и по сей день вижу ее пятнадцатилетней, какой встретил впервые, приехав в Бинтоне в качестве «докторишки» – так она меня называла. И начинаю пересказывать эту историю с самого начала, снова и снова, пытаясь сложить кусочки головоломки воедино, чтобы спасти с тонущего корабля памяти хотя бы какие-то остатки воспоминаний. Но прошлое – материя рыхлая, нестабильная, меняющая форму и плотность в зависимости от времени, настроения и упорства, с которым мы готовы цепляться за воспоминания. Тогда я обращаюсь к старым фотографиям, газетным вырезкам, открыткам, которые она более двадцати лет присылала мне на день рождения, строго по одной в год, в ответ на мои бесконечно длинные письма. Впрочем, писать она никогда не любила: говорила, от писанины только худеешь.

Что? Вам тоже случается забывать? Это естественно, синьора: обмолвки, умолчания, оговорки, ложные воспоминания, рассеянность, ошибки… Не волнуйтесь, в этом нет ничего странного. Вернемся, однако, ко мне. Моя память теперь напоминает дорогу, время от времени внезапно прерываемую глубокими трещинами. Во сне все обычно кажется ясным, и, просыпаясь, я чувствую, что практически нащупал недостающий кусочек мозаики. Но все смешалось, и на своем месте уже ничего не найти.

Вы правы, синьора Локателли: это ваш час психотерапии, и именно вы должны были рассказывать мне. Что ж, значит, в конце сеанса я выплачу вам причитающееся, согласны?

Да, сейчас вы видите перед собой дряхлого психоаналитика с пожелтевшими от никотина усами: отзывы хорошие, но выглядит не очень. И все же, дражайшая синьора, я был среди тех немногих, благодаря кому решетки психиатрических лечебниц рухнули. Не знаю, спас ли я чью-нибудь жизнь, за это не поручусь, но кое-кому определенно дал второй шанс. Вот потому-то я и рассказываю вам об Эльбе, совсем еще юной пациентке, которую мне удалось вытащить из Бинтоне, где в окружении сумасшедших прошла вся ее жизнь. В тот день, когда я впервые увидел эту девчонку, она, представьте себе, пыталась поджечь спальный корпус! Но неужели же ей суждено было остаться в этих стенах навсегда?