Взгляните на фотографию, я отыскал ее сегодня утром: это я со своими чокнутыми, снято в лечебнице. Теоретически, по закону, все подобные заведения уже должны были быть закрыты, но на практике еще существовали, так же как варварский электрошок, инсулиновая кома, смирительные рубашки и ограничение подвижности, долгое время практиковавшиеся весьма произвольно.
На обороте – дата, 1982 год, видите? Раньше непременно указывали дату и место, это сейчас все в облаке. «В тучке», синьора, как объяснил мне внук. Этому шалопаю всего семь лет, но он уже столько знает! Говорит, наши фотографии хранятся в «тучке». Эта, правда, лежала в шкафчике в ванной: уж и не знаю, как она там очутилась, у наших домов свои способы хранить воспоминания. Знаете, в определенном возрасте дома полны сюрпризов. Встаешь с кресла, чтобы выключить конфорку на кухне, – и начинаются искушения, как у Христа в пустыне. То непонятный шум в коридоре, то мокрое пятно, расползающееся по потолку, то звенит телефон, требуя прослушать очередную рекламу: не знаю, случалось ли с вами такое… То голоса во дворе, то подозрительный кашель, то нужно заново пересдать анализы… В общем, сбиваешься с пути истинного, забываешь о кухне, о конфорке и даже о себе самом. А три четверти часа спустя чувствуешь запах гари – и прощай соус. Простите, отвлекся.
Во времена оны память у меня была железобетонная. Диагнозы пациентов, дозировки лекарств, мельчайшие подробности их раздерганных жизней, номера телефонов друзей и даже случайных знакомых, имя, фамилия, запах каждой женщины, которую мне посчастливилось любить… А теперь я блуждаю по дому, вымаливая обрывки воспоминаний, слушаю чужие рассказы, стараясь не вызвать подозрений относительно своего неврологического состояния, и так мало-помалу восстанавливаю картину. А может, я потому все забывать стал, что в глубине души меня уже ничто не волнует. Это не с памятью проблемы, – с интересом. Поверьте, синьора, старость – та же бедность. Возможности стремятся к нулю, звонков, встреч становится меньше, а сводить концы с концами – всякий раз то еще приключение. Если вдуматься, забывчивость – это ведь последняя милость жизни, смягчение приговора, вынесенного тем, кто протянул слишком долго и нажил воспоминаний больше необходимого.
Утром вроде бы полегче, все на своем месте. Но чем дальше, тем сильнее сужается дорожка, и вот посреди ночи уже бродишь в поисках нужных слов, пижамы, ключа от входной двери, второго синего носка, сна, терпения, пачки сигарет, которую припрятал, чтобы время от времени, тайком от себя самого, покуривать. К вечеру я обращаюсь в младенца, теряюсь в собственном доме, не в силах вспомнить даже имя единственного внука, названного, кстати, в мою честь!
И что, спрашивается, делать? Сидишь тихонечко, зубришь, как перед экзаменом по анатомии. Но зубришь не названия костей, а предметы домашнего обихода: стул, ваза, мыло, вставная челюсть, средство от накипи. Наконец наступает день, когда ты уже не помнишь, зачем тебе все эти бесполезные названия. Не помнишь даже, зачем по-прежнему жив, и решаешь умереть.
Вот вам никогда не хотелось распахнуть окно и броситься вниз? Нет, синьора Локателли, это не предложение, обычное любопытство. Поскольку я об этом какое-то время подумывал. Если бы только не кот…
Да-да, синьора, я снова отвлекся, но сейчас перейду к сути. Кот на самом деле мне не принадлежит, он из тех, как сказала бы Эльба, кто не верит в право собственности на чувства, так что он – животное свободное. Но у нас есть своего рода джентльменское соглашение: он по утрам приходит меня будить и ласкаться, а я взамен кормлю его завтраком. С животными все просто, условия контракта предельно ясны. Кот гладит меня лапой по щеке, только подушечками, аккуратно, чтобы не поцарапать, лижет мочки ушей. Из всех существ на земле именно с ним у меня уже довольно долгое время самые близкие отношения романтического характера. У вас это место занимает золотая рыбка. Нет, что вы, я не нахожу в этом никакой сексуальной символики, и потом, простите, я не из тех психоаналитиков, кто проецирует ситуации и пытается вторгаться в ваш внутренний мир. Знаете, в чем состоит величайшая проблема нашего времени? Все хотят выговориться, но слушать не хочет никто, так что люди ходят к психоаналитику исключительно ради того, чтобы их хоть кто-то выслушал.
Но вернемся к коту. Я встаю, готовлю ему еду, брожу по дому, зубрю названия: дуршлаг, вешалка, кувшин. Какое, спрашивается, это имеет отношение к Эльбе? Самое прямое, поверьте. Сегодня я иду в ванную, открываю шкаф и обнаруживаю ее. Вот эту светленькую на фото, видите? Ее назвали в честь великой северной реки. Ну, и острова, конечно, но разве это важно? Это ведь совершенно разные вещи! Эльба родилась в психиатрической лечебнице, выросла среди чокнутых и Сестер-Маняшек. Нет, это не какой-то крохотный орден, это она их так называла. Нет-нет, синьора, Эльба была здорова, совершенно здорова. Насколько это вообще возможно для человека. И я хотел ее спасти, а в итоге потерял. Как и все, что любил.