Почему – уже и не вспомню: возможно, я слишком старался об этом забыть. Но скорее всего, это моя вина. Практически всегда это исключительно моя вина, понимаете? Семьдесят пять лет подряд – да-да, синьора, именно так. Как раз завтра исполняется. 1 января 1945 года: я родился под звуки выстрелов. Бомбежки недавно закончились, но на улицах продолжали стрелять, приветствуя наступление нового года. Грохот праздника и смерти смешались воедино, до полного душевного смятения. Мне рассказывали, что многие в этом состоянии неопределенности всю новогоднюю ночь провели в убежище – просто на всякий случай. Может, именно поэтому я в итоге и оказался среди чокнутых. Так вот, сегодня утром, наткнувшись на эту фотографию, я стал перерывать старые бумаги. И представляете, что выпало из подвесного шкафчика на кухне? «Дневник умственных расстройств». Его написала та самая светленькая девчушка, что притворялась сумасшедшей, поскольку считала, что другого места в мире для нее нет. Начинается он так:
Эльба вообще любила все рифмовать, как любят все чистые души. Начав читать этот дневник, я словно двинулся вспять по шоссе времени. Помните тот старый анекдот про парня, выехавшего на А1 по встречке? Вы не смеетесь. Странно. Возможно, это симптом сопротивления терапевтическим отношениям, надо будет его проработать.
Ну-с, синьора Локателли, теперь перейдем к вам. Вы ведь пришли рассказать мне о своих проблемах, а я вместо этого пристаю к вам со своими. Чокнутый старик, болбочет и болбочет. Так что же побудило вас ко мне обратиться? Насколько я понимаю, вы страдаете паническими атаками. А также пограничным расстройством личности. Вы уверены? Кто ставил вам диагноз? Ах, «Гугл»… Может, он и лечение прописал? Дышать, освободить свой разум?
Наберитесь терпения, синьора Локателли, на сегодня довольно, сеанс окончен. Увидимся на следующей неделе в это же время. А пока, если вы не против, я вас оставлю: пойду покончу с собой.
Три колеса, два крыла, голень, две руки. Таковы последствия последнего визита юного шалопая. Внук вечно хочет что-нибудь делать вместе со мной, но я объясняю, что дедушка уже старенький, легко устает, ему быстро все надоедает, и юный шалопай, надув губу, уходит играть в одиночестве. Три дня назад его мать позвонила в домофон, известив о приезде, и, как обычно, умчалась, не сказав ни единого слова. Я открыл ему дверь и подождал, пока малыш поднимется по лестнице.
– Привет, Фаусто, – поздоровался он, с порога направившись к столу в кабинете, где я принимаю немногих оставшихся пациентов.
– Почему ты никогда не говоришь «дедушка»? – в который раз спросил я.
– Раз мама зовет тебя по имени, то и я буду, – он пожал плечами и, потянув за ручку выдвижного ящика, достал набор отверток и пинцетов, которые, как он теперь знал, там можно найти. Потом порылся в рюкзаке, который принес с собой, выложил на стол несколько разноцветных пластиковых фигурок с руками и ногами на шарнирах, полицейский фургон, три ярких игрушечных машинки. И сразу приступил к работе. Такой маленький, а уже настоящий мастер все поломать: должно быть, от меня эти способности унаследовал. С избыточной для ребенка столь юного возраста дотошностью он битых два часа потратил на то, чтобы разобрать каждую игрушку на части. После чего встал, накинул лямки рюкзака и устроился на табуретке у двери.
– Фаусто, ты что сидишь там в темноте, совсем один? – я так до сих пор и не привык называть кого-то своим именем. Особенно если адресат может похвастать отсутствием пары передних зубов да вздернутым веснушчатым носом в придачу.
– Маму жду, она сказала в пять. А сейчас без минуты пять. Ты, кстати, тоже зовешь меня Фаусто, почему мне нельзя?
На это у меня три весьма веские причины: во-первых, я твой дедушка, во-вторых, я уже старый, в-третьих, я Фаусто гораздо дольше тебя, мне и решать. Все это я подумал про себя, но говорить не стал. Только спросил:
– А хочешь, пока мы ждем маму, сходим поглядим, где у нас что растет?
Малыш даже не шелохнулся.
– Тогда, может, поищем кота?
Он не обернулся, но глаза на меня скосил. Потом встал и направился на кухню, где, как он теперь знал, шансов встретить его любимого зверька куда больше. Но только мы начали охоту на кота, как зазвенел домофон, и юный шалопай тут же бросился к двери, распахнул ее и понесся вниз по лестнице.
– Пока, Фаусто, – буркнул он на бегу.
– Пока, Фаусто, – ответил я, уже самому себе.