Ремонт после его отъезда, как обычно, на мне. Каждое утро я, вооружившись бифокальными очками, отверткой и пинцетом, сажусь на часок за стол и собираю воедино то, что он разобрал, дабы в следующую среду малыш нашел все в исходном состоянии, словно его маленькие ручки никогда не выворачивали эти пластиковые конечности и алюминиевые шестерни. Не знаю, в самом ли деле ему так нравится сидеть за моим столом и разбирать игрушки или он считает это нудной, но необходимой работой, ведь иначе до следующей недели мне просто будет нечем заняться.
С другой стороны, Эльба тоже говорила: чтобы не сойти с ума, нужно найти себе дело. И вот я, чтобы остаться в живых, каждый день затягиваю крошечные винтики. Упорно пытаюсь собрать россыпь деталей воедино.
Она даже в «Дневнике умственных расстройств» писала:
По правде сказать, жизнь она любила. Но та далеко не всегда отвечала взаимностью.
Я же, с тех пор как начал постепенно утрачивать фрагменты памяти, лелеял желание уйти пораньше и добровольно, прежде чем превращусь в жалкого старика, блуждающего по Позиллипо с трусами на голове, или окончу дни в хосписе, не помня даже собственного имени.
Ну, вот и все, последнее усилие – и голень Человека-факела на месте. Подвижность левой коленной чашечки Зеленого Фонаря изрядно пострадала, но с ним тоже все будет в порядке. И, в отличие от меня, безо всякой медицины: я-то теперь целыми днями только и делаю, что глотаю лекарства, мои часы отмерены таблетками и пузырьками. Да, я сдался на милость диктатуре жизни – и не умер. Ни от наркотиков, в наиболее подходящем для этого возрасте, ни от инфаркта, и бурю СПИДа тоже пережил. Не умер от рака, не погиб в автокатастрофе или в результате грабежа. Не умер от сигарет, от мести пациента, не покончил с собой. Я просто состарился – последнее, чего можно было ожидать в этом мире. Остался жив, чтобы умереть от какой-нибудь дурацкой, бесславной болезни, что будет убивать меня день за днем. Банальная смерть – хотя, наверное, все они таковы. Я жив только ради детей, чтобы иметь возможность еще немного побыть постоянным катализатором их возмущения, до конца доиграть роль нерадивого отца, осуждаемого за глаза, с чьим дурным примером они могут сравнивать собственную жизнь и находить ее чуточку менее убогой.
Выстраиваю игрушки юного шалопая рядком на стеллаже. Они снова целы, хотя и, какая жалость, слегка нездоровы. Один из винтов износился. Такое бывает: веришь, что каждый элемент незаменим, но со временем понимаешь, что без него вполне можно обойтись. Вот так мы и живем, понемногу теряя детали.
«Все операторы заняты».
Что это за горячая линия, если там вечно занято? А главное, именно тогда, когда тебе непременно нужно с кем-то поговорить!
Записав эти строки в «Дневнике умственных расстройств», Эльба была совершенно права: временами тоска обрушивается на тебя с самой безжалостной нежностью. Еще и
Алло? О, наконец-то! Здравствуйте! Послушайте, вопрос у меня деликатный: мне завтра исполняется семьдесят пять, а я что-то не припомню ни единого повода праздновать. Алло! Слышите?
Замечательно. То есть очень плохо. У меня проблема.
Нет, не с мороженым, при чем здесь вообще мороженое, с жизнью проблема, понимаете? Дети меня игнорируют, бывшая жена замужем за безумно успешным писакой, а сам я вот уже почти три года ничего не знаю о той, кого люблю.
Нет, к психологу обратиться не могу, и на это у меня три весьма веские причины: во-первых, я уже тридцать лет посещаю психоаналитика, во-вторых, то ли у моего психоаналитика Альцгеймер, то ли он просто прикидывается, что не узнает мой голос по телефону, в-третьих, я и сам психиатр, а также психоаналитик. Ну, знаете, проблемы с матерью и всякое такое.
Да-да, перехожу к сути. Моя жизнь окончательно утратила вкус. Как-как? Карма? В каком смысле? Ах, это новый фруктовый лед? Даже не знаю, подобного терапевтического подхода я как-то во внимание не принимал, но, уверяю вас, я всегда открыт для новых веяний… Как говорится, дорогу молодым! Простите, чисто из любопытства, а вы к какой школе принадлежите?